***

– Да ты, оказывается, собрался уничтожить китаев, привык бить самых слабых из калмаков и возгордился. Вот сегодня я тебе покажу, ни одного из кыргызов не пощажу.

В руках с дубиной, что подобна огромному котлу, на голове со стальным шлемом, с огнем изо рта, с яростью, способной сокрушить всех богатырей вокруг, не страшась за свою жизнь, Донго стегнул Кылкурена и вышел на поединок.

Манас тотчас понял, что Донго не из простых воинов, что тот скачет с видом сокрушить любого, и ухмыльнулся. Он повернул голову Торучаара, стеганул его под путлище и, направив копье на богатыря Донго, устремился вперед.

Взвив челку к небесам, пронзая землю копытами, мчась, подобно летящей птице, испытаный в боях Торучаар, с пригнутой головой, бежал не совсем обычно. Когда копыта били по камням, те дробились на мелкие кусочки, не обращая внимания на поводья, с пеной изо рта, летел он с Манасом на спине. Смуглолицый, с горящим взором хан Манас, восседая на своем Торучааре, примерился ударить храбрым и ненасытным копьем своим в грудь чуть левее легких, в область сердца – средоточия души, где и спрятана смерть такой хвастливой свиньи, как богатырь Донго, и нанес удар. Когда пронзенный копьем богатырь Донго выпал из седла, и ноги его выскочили из стремян, когда внутри его всего обожгло, и кровь брызнула из ран, когда он с шумным грохотом, словно рушащаяся скала, падал на землю, друзья Манаса, скакавшие рядом, тотчас отрубили ему голову. Оставшегося без хозяина Кылкурена захватили с собой. В это же время, озабоченные разными мыслями, со слезами на глазах появились Акбалта и бай Джакып, решившие, что незачем им жить, если у них не будет наследника, и потому готовые отдать жизнь за свое драгоценное дите, готовые погибнуть за него, готовые, если понадобится, стать для него опорой и защитой, несмотря на преклонный возраст, себя не щадящие. Хан Акбалта ехал сбоку, а бай Джакып посередине, и они оба держали копья наизготове.

Услышав весть про Донго, храбрый Джолой рассердился на лучшего из зайсанов великана Камана с перекрещенными ушами и великана Джона, подобного орлу:

– Как же мы уйдем отсюда, не отомстив поганым бурутам, как же мы вернемся живыми, не убив Манаса? Он уничтожил всех силачей во главе с несчастным орлом Донго. Если кто богатырь, так давайте сразимся с бурутами, иначе зачем нам оставаться в живых, если всех нас побьют?

Будто черный великан, с бровями, словно линялый гриф, с вытаращенными глазами, как у волка, с угрожающим видом, как у раненой свиньи, он пришпоривал и вел игриво Ачбуудана – с хвостом маленьким, с гривой жиденькой, если погнаться за куланом, то не догнать. Одетый в панцирь хан Джолой, взрывая копытами коня землю, как сизый тигр, громогласно крича, наводя страх на зайсанов, гневно понукая их вперед, вел их в сражение.

Ноздри его подобны впадинам в горах с высокими гребнями; каждая его щека, словно круг, на котором двенадцать трусов и сорок маньчжуров играют в ордо; угол его глаз подобен впадине двух взгорий; брови – что сожженные леса; толстые губы подобны поршням табунщика. Этого великана Джолоя, после шестидесятидневного сражения победившего Мадыкана на сизом быке и Мамытбека на сером муле – они были из народа сазаншан, что на этой стороне Как-Тоо, – и ставшего в то время известным среди народа китаев, хан китаев Эсен вырастил за счет государственной казны, надев ему на шею талисман и с ног до головы одев в злато-серебро. И этот великан Джолой, при виде которого люди терялись, копье его казалось огромной сосной, ненасытно жаждущий крови, привыкший всегда напиваться ею, напирая будто кабан, рыча словно медведь, верхом на коне Ачбуудане, поднимающем из-под копыт клубы пыли, подобные горам, крошащем под собой камни, отбрасывающем с треском ископыть, огромном, как котел, на повороте срезающем почву слой за слоем, проявляющем всю стать скакуна и пылающем огнем, трещащем стальными удилами под языком, он вышел на поединок. Джолой еще издали остановил Манаса, стегавшего своего Торучаара и взявшего наизготовку копье: