***

Юноша Манас, надев доспехи, опоясавшись острым мечом, способным разрубить пополам верблюда, словно лев, бросился на многочисленных китаев и калмаков. Неутомимый скаковой конь, с коротким хвостом, с нерасплющенными копытами, способный терпеть переход в шесть месяцев, сорок дней не устающий при переходе через пустыню, не теряющий вид в боевом походе, Торучаар игриво скакал под хозяином, давил и катал по земле многочисленных калмаков. В руках Манаса сверкал разящий острый меч, юноша сваливал с ног всякого напавшего на него, богатыря, который был подальше, опрокидывал с седла копьем, а силача поближе к нему, сваливал ударом бердыша. Сколько гороподобных богатырей и ханов пало геройски, каждый сразившийся с храбрым Манасом, распластался мертвым на земле.

Глянь на муравьев, глянь на червей, глянь на потоки низвергающегося ливня, глянь на дождем сыплющиеся стрелы, глянь на густые заросли тростника, глянь на мощно мчащийся сель и глянь на бесчисленные войска китаев, с кличем обступающие врага.

Словно болотные камыши, копья торчат, кто с мечом спешит, кто с бердышом бежит, скачет мастер метать лассо, скачут тысячи разных бойцов, разные там силачи все стреляют, на Манаса нападают и со всех сторон его обступают.

Несмотря на то, что одни лишь сильные в шубах-безрукавках, лучшие из нацепивших на себя камней начальников и великанов нападали на него, Манас, не страшась смерти, не ставя врагов ни во что, пронзал копьем одновременно семерых. И когда он направлял на врага своё копьё, никто не выдерживал натиска, когда же он мечом размахивал, ни один калмак не мог устоять, а верблюдоподобные китаи были сражены наповал.

Взглянешь раз – будто шесть тысяч бойцов, взглянешь другой раз – словно дракон впереди, взглянешь в третий раз – словно тысячи воинов, а взглянешь еще раз – несметное количество богатырей. Так сражался лев Манас, и калмаки и китаи, испугавшись его вида, разбежались в разные стороны.

Не сумев схватить Манаса и не зная, что ответить своему правителю, сгорая от стыда за униженное достоинство, Донго с Джолоем, вопя во весь голос, преградили путь своим разбежавшимся воинам. Джолой в гневе орал на остаток войска:

– Ведь приказывал сам хан Эсен, чтобы мы привели ему Манаса, сына Джакыпа. Как же мы теперь предстанем пред его очами, если мы потерпели такое сокрушительное поражение, потеряли столько воинов? Как мы скажем ему о том, что буруты сделали с нами, что они уничтожили все наше войско? Как мы вернемся, не схватив этого поганого бурута? Давайте мы нанесем им урон и возьмем их в окружение, будем неотступно преследовать их и крушить беспощадно!

Так бормотал Джолой, ругал всех подряд и погнал свое многочисленное войско навстречу Манасу. Иноязычный, одноглазый Донго из народа сазанджан, который живет за императорским Пекином и славится в столице богатырями, в гневе схватившись за знамя, наводя ужас на глядевших на него, с видом гороподобного храбреца, с ужасным криком, словно грохочущее ущелье, готовый сокрушить не только Манаса, но и все восемь тысяч миров, из ноздрей испуская пар, будто большая коптильня, восседая на коне Кылкурен, еще не добравшись до Манаса, собрался проглотить его и завопил: