АЛМАНБЕТ ПРИХОДИТ К КОКЧО
Рассвирепевший богатырь Кокчо один за другим выпил две-три чарки водки.
– Да прибудут в тебе силы, да будет твой кинжал острым, возьми самый крепкий кинжал и вонзи его прямо в сердце, если этот ненавистный калмак ненароком встанет рядом, тотчас вали его, – напутствовали напившиеся водки и бузы пьяные придворные силача Калдарбека и благословили его на убийство Алманбета.
Сильно напившиеся водки и оттого разгоряченные, Чаян и Токтор помчались к Алманбету и стали торопить его:
– Старшины велели тебя быстрее доставить, давай живее.
По их лицам Алманбет понял, что случилось что-то неладное и сильно испугался, сердце его дрогнуло. "Точно такое чувство у меня было, когда началась вражда между мной и отцом. Неужели нашелся тот, кто начал разыскивать меня, кто приказал привести и сдать меня, Алманбета, иначе вызвать на схватку?" – подумал тотчас богатырь, но тут же отогнал эту мысль.
"Видать, нашелся тот, кто хочет сразиться со мной, кто-то, наверное, обвиняет меня? Или же Кокчо связался с горе-богатырями Эгеем и Шигаем".
Даже не подозревая, что среди казахов есть его враги, что они могут его убить ни за что, с предположением что они пойдут на войну с калмаками, отправился Алманбет на встречу. Витязи помогли ему спешиться с коня, открыли дверь, и, когда Алманбет приветствовал придворных, пившие водку судьи сразу испугались его вида, вскочив с места, в ответ приветствовали с поклоном.
Полулежавший на пуховой перине, усадив рядом Буудайбек, облокотившись на левую руку, в рысьей сизой шапке богатырь Кокчо разозлился на своих судей и придворных, поспешно вскочивших на ноги при виде Алманбета:
– Неужель дракон просунул сюда голову? Или какой-нибудь лев ворвался? Что вы только что говорили, а теперь вот все казахи разбежались от испуга, что за напасть? Негодные сорок витязей, неужели вы все чуть не умерли от страха, когда вошел этот китайский раб?
Когда Кокчо обозвал Алманбета "калмаком" и "китаем", все сорок витязей расселись в ряд. Оставшись между ними, Алманбет не знал, куда присесть, и склонил слегка колени, чтобы опереться на край подстилки, где сидел Кокчо.
Разъяренный Кокчо бросал в лицо Алманбету самые оскорбительные слова:
– Уважаемые казахские князья, откуда приплелся этот калмацкий выродок, когда он оказался в нашем стане? И когда же он уйдет, этот незваный гость? А если не уйдет, то неровен час, вдруг кто-нибудь его прибьет? Что, бесприютный не собирается возвращаться, как бы ненароком кто не убил его, а?
Алманбет долго не мог понять, что все это Кокчо говорит о нем. Наконец он не выдержал и сам спросил:
– На кого ты так сердишься?
– Да вот говорю, пристроился к нам тут один, не хочет уходить, – и Кокчо ногой пнул Алманбета.
Но и тогда Алманбет думал, что это шутка.
– Прекратите этот вздор, вижу, у вас тут много врагов. Если я чувствую себя здесь своим, чего же вы злитесь? Я не знаю, вы про кого, но тут наговорили кучу слов. Если кто обидел вас, скажите все как есть, расскажите, что случилось здесь? Если я сказал что не так, или, может, сделал что невпопад, все скажите. Где же ваши клятвы и заверения, столько глупостей вы здесь наговорили, где же ваша совесть, это что за оскорбления? Сын Айдархана Кокчо, я чист пред вами, если же виновен, объясните словами, чтобы я здесь не оправдывался зря.