***

Единственный сын Азиз-хана Алманбет, униженный и оскорбленный, погруженный в горестные раздумья, плелся по пустынной степи.

Разные мысли терзали его, мучили и не давали покоя: он и смерти просил уже, и подумывал даже покончить собой. Один-одинешенек был он на всем белом свете: ни родни, чтобы заступиться за него, ни друзей, чтобы посоветоваться с ними, ни любимой, чтобы утешить его.

Душа его болела, страдала, и взял он направление на юг. Плелся он по берегу прозрачной реки, где обитало несметное множество птиц: аисты, цапли и чибисы; была там и пискливая пигалица, хозяйка болотистых мест. И без того измученная душа Алманбета не выдержала писка, и богатырь раздраженно обратился к пигалице со словами:

– Чего распелась ты, дурная птица? Иль тоже решила мне докучать? Иль тоже, как все остальные, станешь в безродности меня упрекать? Да, я один, как перст, на белом свете, и некому меня даже схоронить. Да, я одинок, и даже родственников нету, и некому меня в черну землю положить. Не свищи, птичка маленькая, ты душу мне не трави, не упрекай, как сын Айдаркана Кокчо, а не то – стрелу вот получи.

Злой и раздраженный Алманбет достал лук, натянул тетиву и выстрелил в птицу, та упала ему прямо под ноги. Взял Алманбет полуживую птичку на руки, увидел печальные глаза ее и сжалился над ней.

– Ведь говорил же я тебе, не трави ты душу мне. Лучше лети к своим птенцам, да схоронись ты по лесам, – и он, достав черную мазь, смазал крылья ей, перевязал их красной ленточкой да отпустил на волю.

Увлекшись этим занятием, Алманбет не заметил даже, как неподалеку за ним наблюдал сам Манас. Тот смотрел на каждое его движение да удивлялся: "Что за странный человек, не видал таких я век?"

Все в нем было странно: и одежда, и кушак, и каждый выверенный шаг, и облик странный, и томный взгляд, странным было все подряд. Уж не Алманбет ли он, как нынче предсказывал мне сон?

И Манас заторопился к друзьям, чтобы оповестить их о госте сам:

– Послушайте, друзья, радостная весть! Прошу вас странника мне одного привесть, того, который бродит на берегу, скажите ему, что его давно уже жду. Притворитесь сначала вы разбойниками, нападите из засады, свяжите его, посмотрим, испугается ли он. Затем извинитесь, попросите прощенья, развеселите его душу, которая, видел, тоскует, и ведите его ко мне.   

Пять богатырей, получив приказ от Манаса, все сделали, как он велел. Когда приблизились к синему шатру с четырьмя макушками, их встретили все: и стар, и млад, а с ними сам Манас. Первые слова приветствия произнес Аджибай, он и упредил горделивые действия Алманбета, пытавшегося приветствовать Манаса, восседая на коне:

– Уважаемый вы наш гость, добро пожаловать к нам! Мы знаем, вы благородного рода, и поклоны отвесим вам. Но наш Манас – правитель он в здешних местах, поэтому к нему не стоит идти впопыхах. Сойдите с коня, как подобает пред царем, отвесьте поклон в знак уважения при нем, как мудрый человек, представьте себя, и будьте желанным гостем, чувствуйте, как дома у себя!