АЛМАНБЕТ ПРИХОДИТ К КОКЧО

Услышав горестные слова Алманбета, Акеркеч разрыдалась, огорчилась безмерно и в глубокой печали сказала:

– Если бы я была не женщиной, а мужчиной, то я не поступила бы, как Кокчо, Алманбет. Слушай мои искренние слова, Алманбет, я поручила твою судьбу господу богу. Даже если бы ты совершил грехи, мог бы тебя простить любой мужчина, именно такого мужчину ожидает любой народ, чем гнать по земле, лучше бы отдать эту землю ему. Всякая нечисть собралась вокруг и отдала тебя на растерзание, возможно, ты и не слышал, но обязательно обратись к могучему Манасу. Если здесь свершишь дела величественнее, чем горы, то и тогда тебя никто не оценит. Если убьешь человека, прольешь кровь, то и тогда об этом не узнают. Если совершишь злодеяние, то и тогда никто не отличит его от добра. Может, Манас примет тебя и оценит, может, он не прогонит тебя, может, он не рассердится за твои грехи. Говорят, он благороден и не огорчается по пустякам, говорят, он подобен реке, наполняющей озеро, обязательно загляни к нему.

Алманбет слегка прослезился.

– Если я от Кокчо получил такое, то как я пойду к вождю? Как же я явлюсь пред очи вожака, сумевшего сжечь землю, поросшую осокой? От одного к другому, от верблюда к слону, что ли, стану убегать? Лучше буду подальше от них, уйду в далекие края.

Недовольная словами Алманбета, Акеркеч запричитала снова:

– Из белого шелка я сплела сети для моего сокола, если же не послушаешься на сей раз, тогда, Алманбет, поступай, как хочешь. Кыргызы и казахи издавна братья, сам святой дух соединил нас. Я прошу тебя, Алманбет, заверни ненадолго к Манасу и увидишь, как он встретит тебя. Ученые люди еще говорили, что один день на белом свете лучше, чем тысячи дней райской жизни. Если только на это не есть божьей воли, Алманбет, то тебе лучше оставаться на этом белом свете.

– Невестушка Акеркеч, благодарю, что рассказали про Манаса и переживаете за меня. Я не брошу ваши слова на ветер и заеду к Манасу тоже. Ну, живите долго, невестушка.

Попрощавшись с Акеркеч, Алманбет вышел в путь. Ехал он на замечальном скакуне Сарала, с головой, как у важенки, с ушами прямыми, как свечки, с крутыми бедрами, ехал он с лучшим наперевес ружьем, с булатным на боку мечом, с длинным копьем на руке, думая про себя, что пощадит его судьба, что выживет он на чужбине, колебался, сомневался, вести от Кокчо он дожидался, думал, пьяный был разбор, получился перебор, вот очнется утром он и, заботами поглощенный, вспомнит друга – позовет, а Акеркеч расскажет вот, что случилось, что стряслось, как на друге сорвал он злость, и пошлет он своих гонцов, найти друга в конце концов. Так он думал, дожидался, что напрасно друг сорвался. И если вдруг Кокчо станет искать, вдруг не найдет – стал он ждать.

Прошло два дня. Протрезвев от водки, богатырь Кокчо был сильно голоден, и он, вызвав Буудайбек, попросил чего-нибудь поесть.

– Вызовите Алманбета, пусть он посидит со мной и поест костреца с подгривным жиром, пусть попробует сахару и меда, водку, знаю, он не пьет.