Эр-Тоштюк

Вариант сказителя Саякбая Каралаева.
Перевод: Светлана Сомова

ВСТУПЛЕНИЕ

Точен взмах руки — Эр-Тоштюк,
Тверды позвонки — Эр-Тоштюк,
Пристальны зрачки — Эр-Тоштюк,
Прочь бегут враги — Эр-Тоштюк.
И недаром светочем глаз,
Свежим ветром, встреченным раз,
Славой и примером для нас
Называл Тоштюка Манас.
Он его недаром любил
И недаром так говорил:
"Эр-Тоштюк, встречаясь с тобой,
Со своей встречаюсь мечтой —
Изо всех героев земных
Самый ты могучий герой.
Первый самый ты великан,
Посох для народа — твой стан.
Правое плечо широко,
Победить тебя нелегко.
Мужество безмерно твое,
Промаха не знает копье,
В каждой битве будет твой верх,
Покоришь ты недругов всех.
Ты — юрта в палящих степях,
Ты — пещера в снежных горах,
Ты — рассветный ветер в садах,
Щит и меч народа в боях.
Имя твое — имя имен,
Племя твое — племя племен,
Знамя твое — знамя знамен,
Другом ты моим наречен.
Ты пустынь пустыни прошел,
Ты глубин глубины прошел,
Ты вершин вершины прошел,
Трудную удачу нашел.
Эр-Тоштюк, надежный мой друг,
Сердца ты народного — стук,
Скакуна крылатого — скок,
Зорких глаз народа — зрачок,
Звонких слов сказания звук,
Ты мой лев, отважный Тоштюк!"
Вот как с ним Манас говорил,
Вот как он Тоштюка ценил...
Побывал везде Эр-Тоштюк,
Побеждал в беде Эр-Тоштюк,
Из подземных темных глубин
Поднялся к звезде Эр-Тоштюк.
Элеманов баловень, он
Чудом для чудес был рожден,
Выдумкой и силой людской
Овладел подземною тьмой,
Овладел земной широтой,
Овладел небес высотой,
Доказал, что лишь человек —
Властелин над миром навек.
Среди всех наземных существ,
Среди всех подземных веществ,
Среди всех небесных путей —
Находил себе он друзей.
Недруг злу, добру он был друг,
Сын киргизов, славный Тоштюк.
Тигра в битве злей Эр-Тоштюк,
Тайных сил смелей Эр-Тоштюк,
Темных сил сильней Эр-Тоштюк,
Твердых скал прочней Эр-Тоштюк,
Он, народа щит и оплот,
В нем мечта о силе живет.

СКАЗ  ПЕРВЫЙ

Рождение богатыря Тештюка и отправление его
в неизвестный путь к земле, откуда нет возврата

Глаз и рук не мыли они,
Потеряли образ людской,
Потерялись в глуши степной.
И однажды — беда! — ушли,
Неизвестно куда ушли.
Ах, в какие ушли края
Элемановы сыновья?..
Годы шли за годами вслед,
Сыновей Элемана нет, —
Там, откуда возврата нет,
Затерялся в степи их след.
Многодетный бай Элеман
Изогнул от печали стан,
Куубашем*, бездетным, стал,
Сыновей своих потерял.
Очень бай сыновей жалел,
Он от жалости плохо ел,
Заслезились глаза его,
Загноились глаза его,
И степной песок на пути
Увлажняла слеза его.
Потерявшихся сыновей
Он искал по округе всей,
Но они, как летучий прах,
С глаз пропали в пустых степях.
Бай у бога сына молил,
Чтоб пришла подмога, молил,
Горько плакал он и рыдал,
И старухе он так сказал:
"Эй, старуха, моя жена,
Мне до гроба не ты ль верна?
Но зачем мне добро и скот,
Если ты у меня одна?..
В юности полюбились мы,
В старости подружились мы,
Куубаш — бранное слово;  бездетный
Но зачем нам на свете жить,
Коль потомства лишились мы?
Если я мужчиной слыву,
Почему без детей живу?
Ты, старуха, меня награди:
Мне ребенка еще роди!..
Кто мужчиной себя зовет,
Без потомства как проживет?
Не оставивши по себе
Доброй памяти, как умрет?..
Ой, старуха, моя судьба,
И хозяйка ты, и раба —
Рассуди ты нашу беду,
Коль не стала умом слаба!"
Отвечала старуха так:
"От тебя вся беда, дурак,
От тебя вся твоя беда:
Ты любил  лишь свои стада,
Ты ценил лишь свои стада,
Променял ты детей на скот,
Лучше б сделал наоборот:
Дети — польза, жадность — беда.
Хочешь пользы — бросай стада,
Бедным людям раздай стада!
Неимущих скитальца два,
Безутешных страдальца два,
Взявшись за руки, в путь пойдем.
Все мазары мы обойдем,
Все базары мы обойдем,
К богу жалобу вознесем
И ребенка себе найдем".
Как сказали — сделали так...
Подтянув на штанах кушак,
Бедным людям овец раздав,
Посох таловый в руки взяв,
В путь далекий они пошли,
Потерялись в степной дали.
Ради сына-богатыря —
Бай богатый стал нищ и сир,
Ради сына-богатыря —
Обошли они целый мир.
Ради сына-богатыря —
Ночь—не ночь им, и день—не день,
Ради сына-богатыря —
Кожа их, как сухой ремень,
Исцарапаны ноги их,
По пустыне — кровавый след.
Изнурили тревоги их,
Иссушили дороги бед...
Зной и солнце, буран и смерч, —
Ради сына-богатыря,
Снег и вьюга, пожар и смерть, —
Ради сына-богатыря...
Над пустыней мираж стоит,
Ветер — в спину, песок — в глаза,
Скорбь о камни клюкой стучит,
Старость светится, как слеза.
Ради сына-богатыря
Сколько гор и равнин прошли!
Ради сына-богатыря
Сколько горя перенесли!..
Перевалами, без дорог,
Гор провалами — шли без ног,
И к мазару* Баабеддин
Их привел всемогущий бог.
Был хребет похож на седло,
А под ним — много трав росло,
Звонкоструйный родник журчал,
Белоствольный тополь стоял,
Пышнолиственный Чук-Черек
Тут стоял у истока рек.
У подножья его в тиши,
Сели бедные две души —
Два бродяги, скитальца два,
* Мазар — здесь могила.

Безнадежных страдальца два.
Бай с женою, воды попив,
Омовение совершив,
В сторону Полярной звезды
Свои головы обратив,
Задремали... А их следы,
Их натруженных ног следы,
Осветил блеск ночной звезды,
Сердца жалобу повторив.
И старуха во сне с тоской
Старика обняла рукой.
Пожалела береза их,
Сторожила покой ночной,
Ива тоже жалела людей,
Осыпала слезы с ветвей,
И дышала теплом земля,
О ребенке бога моля.
Богатырским сном крепко спал
Элеман, отдохнув душой.
Старца он во сне увидал
С белоснежною бородой,
С белой, как облака, чалмой.
Это был Кызыр-аалы,
Знаменитый тогда святой.
Элеману Кызыр-аалы
Девять розовых яблок дал,
И еще Кызыр-аалы
Одно красное яблоко дал.
Он сказал: "Девять  яблок съешь
И вернутся девять сынов,
А одно ты яблоко съешь —
Снова сделаешься здоров,
И здоровье придет не зря:
Дашь ты миру богатыря!..
Девять тысяч могучих душ
Будут жить у него в груди.
Чудодейственный этот муж
Встретит многое впереди:
Кинь в огонь — не сгорит в огне,

В воду кинь — не потонет в ней,
Подрастет в степной стороне
Всех батыров земли сильней.
Будет добрым он — верный друг,
Будет враг беспощадный — злым.
Назовешь ты его Тоштюк,
Добрым чудом сочтешь земным!.."
Так сказал Кызыр-аалы
И пропал средь песчаной мглы.
Элеман проснулся, глядит:
Десять яблок пред ним лежит,
Девять розовы, а одно,
Как заря пред грозой, красно.
Элеман все яблоки съел,
Сразу духом помолодел,
Сразу телом поздоровел,
Подкрепился, расправил грудь
И пустился в обратный путь.
Элеман, как тюльпан расцвел,
Он старуху за руку вел
В край родной, к своим землякам,
С кем и жизнь, и смерть пополам.
Он жену прижимал к груди:
"Тигра мне, я прошу, роди!"
И она послушной была:
Черноглазого родила,
Замечательного сынка —
Богатырского Тоштюка.
Он тигренок — батыр Тоштюк,
Крупный львенок — батыр Тоштюк,
Он родился ногами вниз!
Чей ребенок — батыр Тоштюк?
Элеманов баловень, он
Был, как лев и как тигр силен,
Элеманов баловень, он
Чудом был для чудес рожден.
Точен взмах руки — Эр-Тоштюк,
Темные зрачки — Эр-Тоштюк,
Твердые шаги — Эр-Тоштюк,
Тайны велики — Эр-Тоштюк.

Вырастал он смел и могуч,
В двадцать лет он был выше туч,
Был круглее солнца лицом,
Исполином рос, силачом.
Правым он повернет плечом,
Глазом он сверкнет, как лучом, —
И дивятся люди кругом,
И боятся люди кругом.
Как-то раз он степью спешит,
На стада лениво глядит.
На пути старуха одна
Рыжую корову доит,
Говорит: "Что бродишь, Тоштюк?
Что без дела ходишь, Тоштюк?
Потерял ты братьев своих,
Что ж их не находишь, Тоштюк?..
Сколько слез отец твой пролил,
Как тебя у бога просил!..
А родил, как видно, затем,
Чтобы ты ленивцем прослыл!
Нет, не богатырь ты — болтун,
Нет, не богатырь ты — шалун,
Кляча шелудивая ты,
А не чистокровный скакун!
По степям-пустыням пройди,
По горам-вершинам пройди,
Если богатырь ты и лев, —
Девять своих братьев найди.
Братьев не найдешь — так умри,
Как помет коровий, сгори!
Тоштюком ты зря не зовись,
Не пугай людей, не дури".
Эр-Тоштюк услышал рассказ
И не мог поднять своих глаз,
Онемев, стоял на тропе,
Как плешивый, как жалкий таз*.
• Таз — плешивый.

Волосы его поднялись,
Ребра у него разошлись,
Слезы прикипели к глазам,
Забурлил, как полный казан:
"Не родившись, мне б умереть,
Заживо бы в пекле сгореть,
Чем с такой молвой на пути
Повстречаться и онеметь!.."
"Братьев потерявший Тоштюк",
"Без толку болтавший Тоштюк",
"Ты болтун, ты — кляча, не конь", -
Вот что услыхавший, Тоштюк,
Как степной буран запылал,
Клятву себе страшную дал:
"Стороны четыре земли
Трижды и четырежды пройду,
Разыщу я братьев вдали
И назад, к отцу отведу!..
Если не смогу их найти, —
Пусть погибну в битве, в пути!
Если и погибну в борьбе, —
Славу тем добуду себе.
Если, что сказал, не свершить, —
Лучше мне на свете не жить.
Тигр среди людей — Эр-Тоштюк,
Тигра в гневе злей Эр-Тоштюк,
Твердых скал прочней Эр-Тоштюк,
Тайных сил сильней Эр-Тоштюк,
Так он на земле подрастал,
Так свой трудный путь начинал.
По теснине поток течет,
По пустыне буран идет.
А Тоштюк лежит у юрты,
Семь ночей и дней не встает.
Беловойлочная юрта,
Элемана-бая юрта
Для входящих не заперта.
А Тоштюк у входа прилег,

Лбом уткнулся в сухой песок.
Семь он дней и ночей лежит,
И не бодрствует, и не спит.
Почему лежит человек,
Почему не откроет век,
Не глядит он, не ест, не пьет?
Удивляется весь народ.
Элеманов баловень, он
Тайной думою омрачен,
Иль хворобою отягчен,
Или горестью потрясен?..
Рыдает бай Элеман,
Кипит, как с жиром казан,
Слезы текут из глаз,
По бороде текут,
Но не встает Тоштюк
И бай произносит тут:
"Родник мой, текущий с гор,
Пред смертью рожденный сын,
В пустынной степи костер, •—
Ведь ты у меня один.
Один ты в горах поток,
Один ты мой огонек.
Глаза один зрачок,
Баловень мой, сынок!..
Девять было детей,
Негодников, сыновей.
Они в табунах росли,
Они от меня ушли
И табуны увели,
В неведомый край ушли,
Откуда возврата нет,
Поэтому у тебя
Ни друга, ни брата нет...
Там, где крут перевал,
Пропали, — думаю я.
Где грозен потока вал,
Пропали, — думаю я!
Сколько я ни бродил
Средь гор, степей и песков —

Нигде я не находил
Потерянных их следов.
Сколько я ни искал
Погибших детей моих —
Вести не получал
О жизни и смерти их.
Тоштюк, жеребенок мой,
Последний ребенок мой,
Мой богатырский лук,
Свет моих глаз, Тоштюк,
Если и ты уйдешь, —
Назад ко мне не придешь!
Пойдешь нечестивцам вслед,—
Погибнешь под бурей бед.
Померкнет в небе луна —
Что с ночью ненастной станет ?
Увязнет в песке волна —
Что с речкой несчастной станет?
Погибнет последний сын —
И что с Элеманом станет?
В печали умрет один,
Никто его не помянет..."
Тут подскочил Тоштюк,
Встал пред отцом горой,
Зубами он заскрипел,
Словно верблюд степной,
Глазами запламенел,
Словно пожар ночной,
Грозоподобный — он,
Громоподобный — он,
Слов его грозный звук
Слышится над землей,
Словно бурана вой:
"Элеман, слова твои —
Камни под ноги мои.
Пусть отныне и вовек
Их не слышит человек!

Ночи черной — слышать их,
Бездне горной —слышать их,
Камню голому в пустыне
Обнаженной — слышать их!
Свежевырытой могиле,
Омуту в пловучей гнили,
Не батыру, не мужчине —
Трусу жалкому, разине,
Бабе вздорной, — слушать их!..
Я не слышу этих слов,
Слышу встречный гул ветров".
Элеману, что делать ему?
Только "Иди!" сказать
Да Тоштюку своему
Снаряженье в поход собрать:
Чокои* на ноги дать
(Сорок лет носи — не порвешь!),
Булатный чокмор** дать
(Сорок лет руби — не согнешь!).
Летние травы тогда
Были пышны, сочны,
И кобылицы тогда
Были круглы, жирны.
Восемьдесят кобыл
Зарезали Тоштюку,
Восемьдесят кобыл,
Чье мясо льнет к языку,
Чей жир целебным прослыл,
Зарезали Тоштюку.
Куржун*** с поклажей он взял,
К поясу привязал,
Булатный чокмор взял,
К поясу привязал,
Расправил крутую грудь,
Отправился в дальний путь.
• Чокои — кожаная обувь, в оригинале — железная обувь.
** Чокмор — булава.
*** Куржун — переметная сума.

Бедной своей души
Для поисков не щадя.
Смелой своей души
Счастье в борьбе найдя.
Тоштюк оглядел свой чол,
И только настал рассвет, —
В путь богатырь пошел,
Откуда возврата нет.
Потерянное сыскать,
Разорванное связать,
Разведать земную ширь —
Отправился богатырь.

СКАЗ ВТОРОЙ

Крут кремнистых гор перевал,
Камень красный на нем лежал.
Красно-каменный склон его
Крепкий Эр-Тоштюк миновал.
Как спустился — у самых ног
Крутоволный кипит поток.
Кинулся в поток Эр-Тоштюк,
Кипящий поток пересек.
Кто сочтет — сколько дней прошел,
Сколько дней и ночей прошел,
В шесть он месяцев или в семь
Кручи горных камней прошел?..
Элемана последний сын,
Младший из девяти сынов,
Был великий он исполин,
Был к любому труду готов —
Что ж Тоштюку себя щадить,
Что ж в походе ленивым быть?..
Где не слышен вороний грай, —
Четким шагом он шел и шел...
Что искал он и что нашел?
Не жалея своей души,
Он геройство в себе нашел,
Не жалея своей души,
Он упорство в ходьбе нашел,
Не жалея своей души,
Богатырство в борьбе нашел.
Вот пустыня ему видна,
Выжжена лучом дочерна.
Ветер веет, песок метет,
Вихрь песчаный воронки вьет.
Ничего на земле не растет,
На земле никто не живет.
Ни одной тут живой души
Не ютится в мертвой глуши,
Нет ворон, вороненка нет,
Нет змеи и змеенка нет,
Ни берлоги нет, ни гнезда,
Ни дороги нет, ни следа.
По пустыне идет Эр-Тоштюк —
Что ему преграды в пути?
Вдаль идет, идет Эр-Тоштюк,
Чтобы девять братьев найти
Горы снежные — перед ним, —
Горы снежные миновал.
Перевал их непроходим, —
Миновал он и перевал.
А когда опустился вниз —
Снег сошел и растаял лед,
Плоскогорье открылось глазам -
Травы свежие там вились,
Пахли, словно сотовый мед,
И цветы расцветали там.
Эр-Тоштюк на тропе следы
Лошадиные отыскал
И под склоном горной гряды
Табуны коней увидал!
С неба синий туман свисал,
Из-под камня родник сверкал,
Златогривый Сары-Айгыр,
Табуны возглавляя, ржал.
Элеманов Камбар-Ата,*
* Камбар-Ата — мифический  предводитель лошадей.

Знать не знают, что он их брат.
Что же делать ему, как быть?
Чем привлечь их и удивить?..
И тогда зеленый куржун,
Из Кашгара, из Сар-Ала
На плечах принесенный куржун,
С плеч натруженных снял Тоштюк.
Свой доверху полный куржун,
Путевой, полосатый куржун,
Да,   какой — в три    обхвата! —
куржун,
Опустил, развязал Тоштюк,
"Угадайте, — братьям сказал, —
Что внутри куржуна того!
Получайте, — братьям сказал, —
Что внутри куржуна того!"
Из куржуна вынул Тоштюк
Девять кожаных чепкенов,
Что тащил, не жалея рук,
Из кашгарских дальних краев.
Шкура диких горных козлов
На подшивку халатов шла.
Шкурки сняв с козлов молодых,
Девять месяцев били их,
Чтобы мягкой кожа была.
Соком редкостных горных трав
Мастера навели узор,
Чтобы ярок был и кудряв,
Веселил удивленный взор.
Но лениво братья стоят,
На диковины не глядят...
Из куржуна вынул Тоштюк
Девять полосатых штанов,
Что тащил, не жалея рук,
Из кашгарских дальних краев.
Широки штаны и длинны,
И — хоть век проноси! — прочны.

Поясок у них был из ремня,
Мягче воска, ярче кремня.
Растолстеет в них тощий зад,
Кто наденет — тот будет рад!
Но лениво братья стоят,
На диковины не глядят.
Им, ленивцам — подарки что!
Нечестивцам — подарки что!
Одичали, как жеребцы,
Бестолковые беглецы.
Кто плохой — тот плох, — говорят,
Так устроил бог, — говорят...
"Что ж,—подумал тогда Тоштюк,—
Не в коня, видно, корм такой!"
Братьев он решил удивить
Не подарками, так едой.
Белый тополь ломает Тоштюк,
Выгибает упругий лук,
Быстролетной белой стрелой
Он табун рассекает вдруг.
Богатырской стрела была:
Сорок жеребят подсекла,
Сорок кобылиц подсекла,
Как на вертеле подняла.
Много мяса добыл Тоштюк,
Мясо все разрубил Тоштюк,
Выше Ала-Тоо горой
Это мясо сложил Тоштюк.
Мясо черное соскоблил,
Мясо белое отделил,
А потом   молодым кумысом,
Однодневным, его облил,
А потом очаг из камней
На пригорке сложил Тоштюк.
Элемановых сыновей
Наконец удивил Тоштюк.

Задымил очаг, заалел,
Золотистый жир закипел,
Запах мяса ударил в  нос,
Загулял в груди и запел:
Девять братьев сели кружком
Пред Тоштюковым очагом,
Девять дней жевали они
И прищелкивали языком.
Девять суток ели они,
Пополнев, подобрели они!..
Потолстевших братьев своих,
Присмиревших, сытых, дурных,
Взял в охапку добрый Тоштюк,
В речку весело сунул их,
Два он дня их в воде держал,
Скреб и чистил, грязь отмывал.
Вымыл дочиста, обсушил,
В платья новые обрядил
И на девять крепких коней
Девять братьев он посадил!..
В дальний путь пошел Эр-Тоштюк,
Дальний путь прошел Эр-Тоштюк,
Чтоб потерянное сыскать,
Чтоб разбросанное собрать,
Чтоб разорванное связать.
И потерянное сыскал,
К разбросанное собрал,
И разорванное связал —
Одичавшим  братьям своим
Человеческий образ дал!..
Посмотрите со стороны:
Бьют копытами скакуны,
Удивительны скакуны.
Удивительны седоки —
Дикой силой они полны,

Бородаты и велики.
Едут весело с братом брат,
Едут весело, говорят:
"Где народ ваш и род каков?"—
Так у братьев Тоштюк спросил.
"Мы из племени кипчаков!" —
Брат старейший проговорил.
"Как зовется ваш отчий край?
Кто отец ваш и чем богат?"
"Наш отец — Элеман, он бай" —
В разговор вступил младший брат,
Средний брат его перебил,
Огорченно  заговорил:
"За Кашгаром у гор Кебез —
Наша отчая сторона.
Но под солнцем чужих небес
Позабыта нами она.
Мы немного лучше зверей,
Не намного хуже людей.
Потеряли родной очаг,
Стали вроде диких свиней.
Близких не почитаем мы,
Живы, нет ли — не знаем мы,
Причинивши горе отцу,
Без отчизны блуждаем мы.. "
Встрепенулся   тут Эр-Тоштюк:
"Так узнайте, братья мои:
Эр-Тоштюк я, ваш брат и друг
Принимайте, братья мои!
В край, откуда возврата нет,
И отныне будет возврат,
Я пошел, чтоб найти ваш след,
Я нашел вас, и очень рад!.."
Так встречались братья в пути,
Расставались братья в пути.
И еще на пятнадцать дней
Расставались братья в пути.

Эр-Тоштюк тут оставил их,
Чтобы все табуны собрать,
Чтобы всех скакунов степных
К Элеману домой угнать.
И пошел он один вперед...
Что он ищет и что найдет?

СКАЗ  ТРЕТИЙ

Второе странствие Эр-Тоштюка: поиски табунов.
Встреча с несчастливицей пери Айсалкын.
Любовь Тоштюка и Айсалкын. Исчезновение пери

Тоштюку ходьба нипочем —
Так любил он ходить пешком,
Точно ветер перелетал
Тс пригорок, то встречный холм.
Не догонит лошадь его,
Не догонит ветра полет,
Не встречает он никого,
По волнистым холмам идет.
Он — ребенок и  богатырь,
И ему наскучила ширь:
Нет горы, чтоб хребта достичь,
Нет врага, чтоб его сразить,
Нет пустыни, чтобы пройти,
Нет потока, чтоб переплыть,—
Ничего тут нет на пути,
Чтобы мужество проявить!..
Много, мало ли дней прошло —
На пути гора, как седло,
У подножья этой горы
Развернулся мираж светло:
Несказанный край расцветал,
Златоструйный родник журчал,
Белоствольный тополь стоял,
Белолиственный Ак-Терек
Тут стоял у истока рек.
В землю эту Тоштюк влюблен,
Красотой ее поражен,
Он стоит над ней, сам не свой,
Увлеченный своей мечтой:
"Вот душе дорогая земля,
Добрая, золотая земля...
Жил бы тут кипчакский народ,
Для него б — такая земля!
Нам сюда бы прикочевать,
По равнине коней пускать —
Златоногий скакун отца
Тут свободно бы мог скакать!.."
Он глядит. Под самой горой
Появляется водопад,
Окропленный влагой седой,
Возникает плодовый сад.
Яблоки — не найдешь красней! —
Средь зеленых рдеют ветвей,
В шелковистой траве лежат,
И румянцем своим манят.
Алощеки они, вкусны,
Ароматны, соком полны,
Так их много — не соберешь,
Даже взглядом не перечтешь.
А вдали — описать смогу ль? —
Блещет озеро Айдын-Куль
Алым блеском и голубым.
Ало-синим и золотым.
Тут, на озере этом, есть
Чудеса, которых не счесть:
Раз в шесть месяцев, в ночь луны
Из светящейся глубины
Поднимается над водой
Чудных пери крылатый рой.
Сорок пери прекрасных тут
Сорок дней и ночей живут.
Сорок пери — отрада глаз,
Но совсем не о них рассказ...
Тут у синих озерных вод
Дочь луча — Айсалкын живет.
Ах, чудесница Айсалкын,
Ах, кудесница Айсалкын!
Кайбереном* ли рождена
Горя вестница Айсалкын?
Грозной пери ли горной дочь,
Где родилась, в какую ночь?..
Глаз моих коснись, Айсалкын,
Гиацинт  в  пути  напророчь!
Ах, любимица, Айсалкын,
Несчастливица, Айсалкын,
Ты могущественна во всем,
Но не в счастье своем одном,
На несчастье родилась ты,
Эр-Тоштюку явилась ты.
Несравненно была умна
Черноглазая Айсалкын,
Все, что будет — знала она,
Зоркоглазая Айсалкын:
Что придет! Тоштюк — она знала,
Что полюбит вдруг — она знала,
Сердца жалобный стук—она знала,
Боль покинутых рук — она знала,
Тоштюка восемь дней ожидала,
Восемь дней волновалась, млела,
У дороги его стояла
И в четыре глаза глядела.
Вся она, как огонь пылала,
Глаз широких не закрывала,
Поглядеть на красавца желала,
Поглядеть — и расстаться желала
Непокорная Айсалкын,
Пери горная Айсалкын.
И когда богатырь Тоштюк
Вышел к озеру поутру —
Увидал он зеленый луг,
Синих волн увидал игру,
А потом юрту увидал
* Канберен — мифическое существо, покровитель  горных   животных

Среди трав и красных цветов,
Возле той юрты услыхал
Удивительных соловьев.
Золотым был юрты круг,
Войлок — белым, как облака.
Быстро к ней подошел Тоштюк —
Так бела она, так легка!
Приоткрыт для пришельцев вход.
Соловьи у входа поют.
Коль печальный сюда войдет —
Все печали оставит тут!
Приоткрыт для пришельцев вход,
А у входа цветы цветут.
Коль влюбленный сюда войдет —
Радость жизни прославит тут!
И вошел в юрту Эр-Тоштюк,
Он вошел и что увидал?..
Разбежались все мысли вдруг,
Зачарованным он стоял:
Увидал Элемана сын
Пери дивную Айсалкын —
Наважденье горных дорог.
Сновиденье горных вершин.
Ай, сладка-сладка Айсалкын,
Как клинок, тонка Айсалкын,
Дочь луча, словно лунный луч
Золотой, легка Айсалкын.
Соловьиным был голосок,
Тонким, тонким, как волосок,
Лебединой шея была,
С жилкою голубой висок.
Волосы... так мягки они, —
С попугая пухом сравни!
Тюбетейка на голове
Золотая,—с луной сравни!
А глаза... глубоки они, —
С верблюжонка глазом сравни!
Кожа мягкая, как атлас,
Блеск ее с алмазом сравни!

Ай сладка-сладка Айсалкын,
На любовь легка Айсалкын,
Дочь луча, словно лунный луч,
Далека и близка Айсалкын.
Осторожен был Эр-Тоштюк,
Но пред ней не мог устоять,
Как обнял — богатырских рук
Он не мог отпустить, разжать!
Повстречались, влюбились они,
В счастье соединились они,
Первою разгадкой любви
Друг для друга явились они.
Эр-Тоштюк, ты назван Тоштюк,
А мужчиной стал в первый раз.
Эр-Тоштюк, ты назван Тоштюк,
А счастливым стал в первый раз.
Ты любви не знал никогда,
Красоты не видал такой.
А любовь — как в степи вода:
Драгоценна она тогда,
Когда душит полдневный зной.
Околдован был Эр-Тоштюк,
Все, что знал, забыл Эр-Тоштюк.
Пери Айсалкын повстречав,
Очарован был Эр-Тоштюк...
Наклонившись над Тоштюком
Белым, словно луна, лицом,
Вот что молвила Айсалкын
Тихим, тоненьким голоском:
"Посмотри, фисташка под горой растет,
Посмотри, зайчонок вспрыгнул на хребет.
Несчастлива пери бедная твоя,
Хоть глаза смеются и слова, как мед.
Всех на свете женщин Айсалкын умней,
Всех в делах искусней и в любви нежней,
Женщин всех прекрасней пери Айсалкын,

Женщин всех несчастней пери Айсалкын.
Я четыре стороны света обошла,
Трижды и четырежды каждую прошла,
Потайная сила замыкала круг:
У небес просила я тебя, Тоштюк!
Что на свете живешь — я знала,
Что весь мир обойдешь — я знала,
Что ты братьев найдешь — я знала,
Что ко мне ты придешь —я знала...
Для тебя, богатырь молодой,
Золотую юрту расставляла,
Для тебя, единственный мой,
Восемь дней на дороге стояла,
Ожидала — и повстречала!..
Я на свете жила,
Чтоб тебя повстречать,
Чтобы к сердцу прижать.
Чтоб — не много, не мало —
Семь дней и ночей
Нам с тобою попировать
И надолго расстаться опять.
Для тебя я — забава, Тоштюк,
Лишь забава да слава, Тоштюк,
В этом мире, полном тревог,
Я тебе — не управа, Тоштюк.
Многих женщин будешь любить,—
Не хочу к другим ревновать!
Много будешь по свету бродить,—
Не хочу покинутой стать!..
Ради этих обманчивых дней,
В мире этом, непрочном таком,
Не хочу быть женой твоей,
Слезы лить на пути твоем.
Лучше стану твоей женой
Не на этом свете — на том,
Вечной буду женой одной,
Не на этом свете — на том!..

Пред тобою — нелегкий путь.
Много горя  перенесешь.
С горем справишься как-нибудь,
Сети черные разорвешь.
Там, где тонкий, как волос, мост
Через ад, через рай ведет,
Повстречаешься ты со мной.
Назовешь Айсалкын женой!
Клятву смертную дай, Тоштюк,
Быть моим в раю и в аду.
Быть моим обещай, Тоштюк,
Срок придет — я тебя найду!"
Клятву смертную дал Тоштюк,
И замкнулся волшебный круг.
В белой юрте остались они,
Веселились, смеялись они,
Среди  трав, цветов, соловьев
Счастьем наслаждались они.
Были всех на земле людей
Беззаботней и веселей,—
Так прошло семь ночей и дней.
А потом забрезжил рассвет —
Дня восьмого забрезжил свет, —
Потянулась пери со сна,
Поднялась с одеял она,
Повернула к Тоштюку лицо,
Протянула ему кольцо:
"Эр-Тоштюк, Эр-Тоштюк, вставай,
Отправляйся в родимый край!
Уезжай,  но среди людей
Айсалкын ты не забывай.
Младшую из девяти дочерей,
Кенджеке, себе в жены бери,
Ты ее полюби, но с ней
Айсалкын не забудь, смотри!

Не забудь, Эр-Тоштюк, о той,
Что осталась в степи пустой,
И когда страшный суд придет,
Повстречается вновь с тобой.
У красавицы Айсалкын
От тебя народится сын,
Люди мальчика подберут,
Бокмуруном его назовут,
Кокетей, известный кругом,
Будет добрым ему отцом,
Подрастет средь степных долин
Айсалкын и Тоштюка сын.
Чтоб посмешищем мне не быть,
Так решила я поступить!
Ты ж   не думай об этом, друг..
Погляди на меня, Тоштюк,
Не забыть меня обещай
И... на этой земле прощай!"
Пери, молвив эти слова,
Заклинания произнесла.—
Неба спряталась синева,
Поползла из ущелий мгла,
И обрушились с горных круч
Вниз на землю громады туч,
Черный ветер, дождь ледяной
Поднялись штормовой волной,
И земля кругом затряслась...
И пропала пери из глаз!
Свет  очей моих, Айсалкын,
Глиняный китайский кувшин
С горного водой ледяной,
Драгоценной в полдневный зной.
Несчастливица Айсалкын,
Ты сама — палящий хамсин
И прохладный ручей — сама,
Сводишь путников ты с ума.
Для других сладка, Айсалкын,

Для себя жестка Айсалкын__
Наважденье степных ветров,
Сновиденье седых вершин.
Чье ты сердце с собой взяла?
И куда, и зачем ушла?

СКАЗ ЧЕТВЕРТЫЙ

Эр-Тоштюк идет искать пери Айсалкын,
находит потерянные табуны и возвращается
с братьями к Элеману. Девушки смеются над братьями
Тоштюка, он просит отца женить братьев

Под пронзительный ветра гул
И дождя неумолчный стук
В белой юрте Тоштюк уснул.    .
Много-мало ли спал Тоштюк
И проснулся: бедро затекло,
Оглянулся — кругом светло,
Все на месте, а пери нет —
Улетела, пропал и след.
Ай куда ушла, ай куда,
Не оставив нигде следа?..
Тут на правую сторону он
Повернулся, на ноги встал,
Поднялся на ближайший склон,
Горы, степи все обыскал,—
Нет беглянки. Ушла куда,
Не оставив в пути следа?..
Эр-Тоштюк на горе стоит,
Настороженно вдаль глядит.
Пери милую он искал,
Не ее — коней отыскал,
Увидал свои табуны,
Хоть сейчас не они нужны...
Лошади — сколько видит взор!-
Заполняли степной простор.
Златогривые жеребцы,
Пестро-желтые, как скворцы,
Шли к протоку на водопой
Во главе с кобылой одной.
Та кобыла лохматой была,
Черной и крылатой была,
В ожидании Тоштюка
Жеребца она родила.
Жеребец златорыжим был,
Называли его Саргыл,
Подходящим был для погонь
Этот четырехлетний конь,
Подходящ был для Тоштюка —
Грива рыжая коротка,
Хвост трубою, грудь широка,
И в лодыжке нога узка.
Тоштюка жеребец узнал,
Он навстречу ему заржал,
Шею выгнул, словно олень,
Подошел и покорно стал.
Ай да конь, чистокровный конь,
Златорыжий, словно огонь,
Пышут ноздри, сверкает глаз,
Как отмытый дождем алмаз,
Хвост трубою, грудь широка,
И в лодыжке нога узка.
Конь — награда для Тоштюка
И отрада для Тоштюка!
Скакуна Тоштюк зануздал,
Скакуна Тоштюк заседлал,
И несметные табуны
На стоянку братьев погнал.
Снова повстречались они,
Вместе все собрались они,
И, приехав домой, с отцом

Снова увидались они.
Сыновей обнял Элеман
И доволен стал Элеман.
Так горевший в степях огонь
Потушил богатырь Тоштюк,
В одиноких сердцах огонь
Погасил богатырь Тоштюк.
Так потерянное нашлось
И разорванное срослось!
Стал доволен родной народ,
Хорошо ему зажилось.
Вновь счастливым стал Элеман
И богатым стал Элеман,
Многодетным отцом он стал,
Все нашел он, что потерял.
Элеман снова баем стал,
Баем стал — скупердяем стал.
А Тоштюк, богатырь Тоштюк,
Элемана любимый сын,
Все грустит, все глядит вокруг:
Вспоминает он Айсалкын.
Ай любимица Айсалкын,
Несчастливица Айсалкын,
Эр-Тоштюку явилась ты
И куда провалилась ты?
Ах, куда ты, куда ушла,
Чье ты сердце с собой взяла?..
Эр-Тоштюк — большой богатырь
И ребенок большой притом:
Ни к чему ему мир и ширь,
Если век сидеть над котлом,
Скучно есть ему, скучно пить,
Дни в бездействии проводить.
Коль борьбы и преграды нет —
В богатырстве отрады нет!..
Люди разные, жизнь сложна,
Превращений она полна.
Слабости у людей есть,
Сколько их у людей — не счесть!
Тароваты, когда бедны,

А когда богаты — жадны.
Элеман очень жадным был,
Зря он тратиться не любил:
Даже в честь приезда сынов
Не созвал на пир кипчаков,
Не устроил народный той!
А сосед его — был другой,
А сосед его —Аланбай
Выше был Элемана, умней:
Почитал свой народ, свой край,
Не жалел добра для людей —
В честь Тоштюка устроил той,
Пригласил весь народ степной.
Навалил он мяса горой
С Ала-Тоо величиной,
А для супа котел большой
С Алакуль был величиной.
Пять девяток он жеребят
В том огромном котле сварил,
Семь девяток он верблюжат
В том огромном котле сварил,
С одного и до ста лет
Всех людей к себе пригласил.
И рожденный богатырем,
Элеманов храбрец, эрбатыр
На коне златорыжем своем
На соседский поехал пир.
Синей стали кольчуга на нем,
Бело-синий старинный щит,
Синемолненным он копьем,
Как гроза в облаках блестит.
Взглянешь — взгляда не оторвешь,
Так прекрасен и статен он,
Словно белый архар хорош,
Словно лев молодой силен.
Выше он Ала-Тоо вершин,
За плечами— колчан и лук...
Вот каков Элемана сын,
Вот каков богатырь Тоштюк!

Девять братьев едут за ним
На огромных своих конях.
С бородою седой один,
У другого — проседь в кудрях,
Младший — с черною бородой,
Ниспадающей до пупа.
Едут братья тропой степной,
На тропе — девичья толпа.
Над степною рекою там
Восемьдесят красавиц стоят,
Обращаясь к богатырям,
Дать дорогу им не хотят,
Шутят и хохочут они,
Как сороки стрекочут они.
Среди них вострушка одна,
Озорная девчушка одна,
Не щадя своего язычка,
Принялась  срамить Тоштюка:
"Не спеши, ты постой, Тоштюк,
Осрамишь ты весь той, Тоштюк!
Элемановых жеребцов,
Нечестивцев холостяков
Не вези ты с собой, Тоштюк.
Эй, рожденный старцем, Тоштюк,
Эй, подросший упрямцем, Тоштюк,
Кое-как ты джигитом стал
И опять себя потерял,
Зря слывешь ты красавцем, Тоштюк.
Стригунок-недоросток — Тоштюк,
Мал, как женский наперсток, Тоштюк,
Одичалым животным брат,
Как они и ты не женат,
Видно, ты — недоносок,  Тоштюк!
Ай, куда, куда, ай куда
Ты собрался, урод Тоштюк?..

Пропадете вы от стыда,
Засмеет вас народ, Тоштюк.
Эй, репейник для дудки срежь,
Эй, кипчакский народ потешь,
И не голову съешь, Тоштюк,
Хвост кобылы яловой съешь!..
Эй, паршивые жеребцы,
Неженатые молодцы,
Вместе вам — восемь сотен лет,
Почему же жен у вас нет?..
Нет, не ездите вы на той,
Засмеет вас народ степной.
Чтоб у добрых людей гостить,
Научитесь мужчинами быть,
Научитесь жен обнимать,
Красных девушек целовать.
Эй, слезайте с коней сейчас:
Если надо — обучим вас!.."
Так кричали, смеялись они,
Издевались, кривлялись они,
На равнине стояли степной,
Не пускали братьев на той.
Эр-Тоштюк не ответил им,
И назад повернул коня...
Грозным гневом, стыдом томим,
Стал он углем вместо огня,
Потемнел он весь, почернел,
Братьев видеть не захотел,
На становище прискакал,
Головою в песок упал,
У порога юрты лежит,
Как пустынный буран храпит.
Элеман хлопочет над ним,
Плачет мать его Кульайим...
Обращается Эр-Тоштюк
К Элеману голосом злым:

"Эй, несчастный ты мой отец,
Неразумный дурной отец!..
Вырос в русле реки сухом,
Потому ль ты — такой отец?..
Десять ты сыновей родил,
Их послал ты на той, отец,
А того не сообразил,
Как их примут, плохой отец?..
Без присмотра ты их растил,
Без улыбки людской, отец,
Быть людьми их не научил
Ты в пустыне пустой, отец.
Нас посмешищем сделал ты,
Нерадивый, смешной отец!
Почему наши юрты пусты,
Когда сам ты — с женой, отец?..
Почему сыновьям своим
Не устроил ты той, отец?..
Иль не зря ты прослыл скупым,
Скот жалел на убой, отец?..
Свадебных пожалел платков
Непутевый, плохой отец,—
И невестки нет молодой
У тебя ни одной, отец.
Из репейника дудку срежь,
Выводи табун свой, отец,
Весь кипчакский народ потешь
Коноводом-собой, отец!
Для меня ты — не мой отец,
Стал могилой сырой отец,
Камнем стал под ногой отец,
Стал постыдной бедой отец!
Если хочешь отцом ты быть,
Уважение заслужить,—
Должен ты для своих детей
Жизни и души не щадить,
Должен их женить поскорей,
Хорошо сыновей женить.

Стань радушным, скупой отец,
Той богатый устрой, отец,
Чтобы каждый из десяти
Сыновей — был с женой, отец!
Разожги огонь под котлом,
Весь народ собери кругом,
Позаботься о сыновьях,
Человеком стань и отцом!"
"Ой, послушаюсь я,  сынок,—
Отвечал Элеман в слезах,—
Все я сделаю, дай лишь срок,
Я покаюсь во всех грехах,
Весь я скот беднякам раздам,
Весь я белый свет обойду,
Десяти моим сыновьям
Десять девушек я найду.
Ой вы дети, дети мои,
Как пред вами я виноват!
Если вам невест не найду —
Не вернусь никогда назад!
Придорожным стану столбом,
Где привязывают лошадей,
Или стану добрым отцом
Для своих десяти сыновей!..
Все четыре края земли
По четыре раза пройду,
Где б невесты для вас ни росли,
Обязательно их найду!
Тысячный табун молодой
В ряд поставлю, за них отдам,
Золото рассыплю золой,
А невест сосватаю вам!
Все я понял, понял, сынок,
Все я сделаю, дай лишь срок,
Лишь вину ты мою прости,
В дальний путь меня отпусти!—

Сыну так сказал Элеман,—
Старое,— он сказал,— забудь!"
И простил его Эр-Тоштюк,
Отпустил его Эр-Тоштюк
За невестами в дальний путь.

СКАЗ ПЯТЫЙ

Элеман странствует в поисках невест, встречает
всезнающую старуху, которая рассказывает ему
о чудесах, ожидающих Тоштюка

Омертвелых пустынь простор
Повидал в пути Элеман.
Про диковинных птиц и зверей
Разузнал теперь Элеман,
Волосатых диких коней
Повидал теперь Элеман
И народов чужих разговор
Услыхал теперь Элеман.
Всех чудес, что не знал до сих пор,
Не считал теперь Элеман.
Ради десяти сыновей
Он объехал немало мест,
Ради десяти сыновей
Осмотрел немало невест,
Но из всех, увиденных им,
И из всех, услышанных им,—
Ни одной не нашел Элеман
Подходящей детям своим
"Вот была бы лицом кругла,
Вот была бы нравом мила,
Вот имела бы девять сестер,—
Нам тогда бы ты подошла!> —
Так он думал, не говорил,
Деньги девушкам он дарил,
Говорливым деньги дарил,
Молчаливым деньги дарил,
Всем не выбранным на пути,
Некрасивым — деньги дарил,
И... в  невиданные края
Неизвестным путем спешил
Элеман повсюду искал
Отца десяти дочерей,
Но никто о таком не знал,
Не слыхал никто из людей
Наконец, когда вышел срок,
В пустынном месте одном,
Где скрестились девять дорог

И не стали одним путем,
Где слились девяносто рек
Поглотились серым песком,
И пропали из глаз навек,—
Очутился бай Элеман
Под песчаным крутым холмом.
Звался холм Караал-Добо,
Поднимался к неб    углом.
Несказанное существо
Обитало тогда на нем.
Там старуха одна   жила,
Многомудрой она слыла,
И всезнающею слыла,
И всевидящею слыла,
Вещею ведуньей  была.
Платье из миткаля и платок,
Говорят, надевала она,
Землю с запада на восток,
Говорят, объезжала она,
Всех событий на свете срок,
Говорят, предрекала она.
В пыльном облаке над холмом
Увидал ее Элеман,
Полегли верблюды ничком,
Поклонился ей караван,
И сказала старуха так:
"Ищущий невест Элеман,
Не гляди окрест, Элеман,
Придержи коней удила,
На меня  гляди:  я пришла!
Я тебе сейчас, Элеман,
Расскажу про твои дела!.."
Продолжала старуха так:
"Я— великая премудрая старуха,
Глаз всевидящий, всеслышащее ухо,

Знаю я про семьдесят племен —
Где удача будет, где проруха.
Нет ручья, где я воды бы не пивала,
Нет мазара, где б не ночевала,
Нет ущелья, где б не полежала,
Нет вершины, где б не постояла,
За семь дней я поверхность   земли
облетала,
Все, что будет с тобой, Элеман, раз-
узнала.."
Рассказала старуха так:
"Во вселенной есть свет и тьма,
Есть земля и есть подземелье.
Властелин подземелья земного —
Синий див, великан Кек-Дёо
Убивает добро и веселье,
Всех живущих сводит с ума.
Вместе с ним потрясает мир
Ведьма страшная Джес-Кемпир.
Похитительница молодцов,
Осквернительница храбрецов,
Пожирательница мертвецов,—
Ведьма медная Джес-Кемпир.
На плечах у нее семь голов,
У Кек-Дёо в служанках живет
Для людских она бед и забот,
Ведьма вредная Джес-Кемпир.
Эта ведьма, хитра и ловка.
Разузнала про Тоштюка,
Подошла к Кек-Дёо своему
И с поклоном сказала ему:
"Появился средь ближних степей
Богатырь, что чудовищ сильней,
Эр-Тоштюк называется он,
Вас убить собирается он.
Я того Тоштюка разыщу,
В подземелье его утащу,
Притащу в преисподнюю к вам,
В ваши руки его передам".
Кек-Дёо заскрипел, заревел,

Что сказала — исполнить велел.
И с тех пор, уже семь долгих лет
Смотрит ведьма Тоштюку вослед,
И обнюхав его следы,
Заметает метлой беды,
Чтоб под землю Тоштюка завлечь,
Чтобы снять ему голову с плеч.
Джес-Кемпир дни его уж сочла,—
Чтоб сгореть ей, проклятой дотла!—
У меня было семь сыновей,
Всех под землю она увела...
Младший сын был  большим   храб-
рецом,
И мечом он владел, и копьем,
В поединок он с ведьмой вступил
И погиб в поединке том.
Богатырь мой сидел на коне,
А Джес-Кемпир — на веретене,
Бились семь они дней и ночей,
И исчезли в земной глубине,
Провалились под землю они...
Все узнай, Элеман, и смекни,
Как спасти Тоштюка своего,
Как продлить богатырские дни!
Меж холмов виден высохший сай,
По нему на восток поезжай.
Под горой на равнине степной
Досточтимый живет Сарыбай.
Хлебосолен, богат, силен,
Для народа — опора он,
И чем больше народу дает—
Тем богатство больше растет,
Как большая река широк,
Он для маленьких рек — исток;
Тощие толстеют при нем,
Бедные богатеют при нем.
С Сарыбаем ты подружись,
Подружи его с Тоштюком.
Сарыбай дружелюбный тот
Много пользы вам принесет:

Десять у него дочерей,
Замуж он их не отдает.
Ради десяти дочерей
Не жалея жизни своей,
Сарыбай пожелал найти
Отца десяти сыновей.
Говорят, мимо гор и рек
По земле ходил целый век...
Косы старшей из дочерей
Стали белыми, словно снег.
Говорят, бродя по горам,
Сарыбай состарился сам...
Косы средней из дочерей
Стали с проседью пополам.
Говорят,на земле на всей
Нет прекраснее и мудрей
Раскрасавицы Кенджеке,
Самой младшей из дочерей!.
Говорят, что своей рукой
Чешет косы ей Сарыбай,
Говорят, красоты такой
Не видал весь киргизский край,
При рожденьи большой был той,
Девяносто съели кобыл,
На пеленке ее золотой
Сарыбай, говорят носил...
Хороша Сарыбая дочь!—
Ее косы черны, как ночь.
Ее очи, как звезды, ясны,
Ее щеки, как маки, красны,—
Мир объездишь, и не найдешь
Лучшей для Тоштюка жены!
Словно озеро станет полн,
Если встретится с нею он.
Всех, кто носит наперсток, умней,
Всех, кто доит корову, смирней,
Всех, кто нянчит малюток, нежней,

Всех невест Тоштюку нужней
Сарыбаева Кенджеке,
Элеман, посватайся к ней!
У прекрасной той Кенджеке
Есть предвиденья тайный дар.
Будет сын твой в ее руке—
Не проглотит его пожар,
Не сгорит он в любом огне,
Не утонет в любой реке.
Если вверит судьбу жене,
Будет слушаться Кенджеке!
Элеман, кобылицу ты
Черногривую  зануздай.
Сарыбая встретишь гурты—
Погостить к нему заезжай.
Десять девушек осмотри.
Скот и деньги за них отдай,
Серьги яркие им дари,
Их невестками называй.
А домой повезешь свой стан,—
На пути, смотри, не зевай:
Для стоянок в пути места
Осторожнее выбирай,
Кенджеке спроси, Элеман,
Как велит она — поступай!
Не послушаешь этих слов,
Простоватый мой Элеман.—
Будь к несчастьям любым готов,
Глуповатый мой Элеман.
Будь к любым готов чудесам,
Виноват будешь в них ты сам!"
Так старуха сказала ему
И, сказавши, канула в тьму.
Много рассказала она.
Много предсказала она,
Элеман же понял одно:
Свата указала она!
Что, подобно широкой реке,

Есть отец десяти дочерей,
Что есть девушка Кенджеке
И невесты для всех сыновей,—
Только это и понял сват,
Был, и правда, он глуповат...
Отыскал он песчаный лог,
Отыскал тропу на восток,
И проехав зеленый дол,
Сарыбая юрту нашел.
Ой, как счастлив бай Элеман,
Как удачлив бай Элеман!
Только жалко, что не всегда
Был догадлив бай Элеман...

СКАЗ ШЕСТОЙ

Встреча Элемана и Сарыбая. На сватовство  приезжают все братья, кроме Тоштюка. Кенджеке соглашается ехать, только получив в приданое коня Чалкуйрука, пеструю верблюдицу, кольчугу чайанги, золотую битку и напильник.

Привязав кобылу к столбу,
При входе руки скрестив,
Предначертанную судьбу
Попытать еще раз решив,
Приезжий кипчакский бай
По ковру Сарыбая прошел
Почтенный бай Сарыбай
Приятным гостя нашел
Приезжий бай Элеман—
Отец десяти сыновей,
Почтенный бай Сарыбай—
Отец десяти дочерей.
Повстречались надежды их,
И надежды, и беды их,
Говорят и о том, и о сем,
Оба думают об одном.
Гость поглядывает в уголок.
На стене там — десять Сейке
(Изукрашенных десять серег)
На плетеном висят шнурке.
Гость на серьги эти глядит,
А хозяин так говорит:
"Гость, приехавший в дом — кто ты?
Горным дальним путем — кто ты?
Горьким горем влеком—кто ты?
Где живешь, с кем знаком — кто ты?
Что ты ищешь — искал, мой гость?
Что нашел—потерял, мой гость?
Что в пути отощал, мой гость?
Что как жимолость стал, мой гость?..
Обо мне хочешь знать—скажу:
Сарыбай меня звать — скажу,
Скот мой не сосчитать — скажу,
Скорбь мою не унять — скажу!
Я по свету, как ты, блуждал,
Я в пути, как ты, отощал,
Десяти дочерям мужей
От отца одного искал.
По растущей траве прошел,
По бегущей воде прошел...
Время шло, а зятьев таких
Не приметил я, не нашел!
И у старшей из дочерей
Стали косы белы, редки,
И у средней из дочерей
Побелели уже виски...
Сколько внуков бы я растил,
Если б замуж их выдал в срок!
Видно, горьким мой жребий был:
Был я к ним и к себе жесток.
Девяносто тысяч даю
Крупных яков в придачу к ним!
Если б дать их в одну семью—
Было б счастье детей большим...
Если б десять мне сыновей
Отыскать бы в семье одной—
Без калыма бы дочерей
Я отдал и устроил той!
А любимый ребенок мой,
Золотой жеребенок мой.
Дорогой соловьенок мой,—
Дочка младшая Кенджеке.
Эта девушка — дар небес,
Эта дочка — чудо чудес,
Хороша, как весенний лес

В солнце утреннем — Кенджеке.      
Как луна, кругла и бела,
Как звезда Чолпон, весела,
Как ягненок, тиха и мила
Чернокудрая Кенджеке.
Богатырь ей нужен большой,
Крутоплечий, с доброй душой.
Все свое богатство отдам,
Коль жених найдется такой.—
Чалкуйрука-коня отдам,
Чайинги-кольчугу отдам.
Дорогой напильник отдам,
Золотую битку отдам,
Пеструю верблюдицу отдам,—
Все, что ей полюбится, отдам!
Добрый гость, поедешь ты степями,
По горам, по руслам горных рек—
С десятью такими сыновьями,
Может быть, найдется человек.
Передай привет от Сарыбая
Дорогому свату моему,
Чтоб спешил, минуты не теряя,
Обязательно скажи ему!"
Помолчал, чтоб цену набить,
Элеман и стал говорить:
"Моё имя — бай Элеман,
Мой народ — кипчакский народ.
Трудный жребий мне богом дан,
Много я пережил забот:
Десять я сыновей взрастил,
Десять у меня сыновей.
Я весь белый свет исходил
В поисках десяти дочерей,
Десять я дочерей искал,
Десять — у отца одного...
Старший сын уж седым стал,
Волосы белы у него.
Средний сын — уж с проседью он,

С черно-белою бородой.
Младший сын мой чудом рожден.
Богатырь   он, барс молодой!
Десять у тебя дочерей.
Десять у меня сыновей!
Кенджеке я твою возьму
В жены к Тоштюку моему.
Эр-Тоштюк мой — знаешь какой?
Он из всех героев — герой!
Брови его — брови дугой,
Очи его схожи с луной,
Кто уж крутоплеч — это он,
Кто уж держит меч —это он!
Тигра в битве злей — Эр-Тоштюк,
Твердых скал прочней — Эр-Тоштюк,
Темных сил сильней — Эр-Тоштюк,
Барс богатырей—Эр-Тоштюк!
Имя его — имя имен,
Племя его — племя племен,
Знамя его — знамя знамен,
Для чудес он чудом рожден.
Вот какой — в моей он руке!—
Богатырь твоей Кенджеке,
Вот какой придет к тебе зять:
Лучше тебе зятя не взять!
Им ходить по одной тропе,
Им лежать — голова к голове,
Как" лежат в одной скорлупе
Половинки орешка две!
Десять у тебя дочерей,
Десять у меня сыновей,
Без калыма — брать не хотим.
Мы даем богатый калым:
Тысячу верблюдов я дам,
Я навьючил их пополам
Золотом литым, серебром,
Разным драгоценным добром!

Кланяюсь тебе, Сарыбай —
В сватовстве поклон мне отдай,
Руку подаю, Сарыбай—
Руку в сватовстве подавай.
Будь здоров, почтенный мой сват,
Будь здоров и счастлив стократ!"
Сарыбай объятья раскрыл,
Сарыбай в ответ завопил:
"Принял я поклон, Элеман,
Отдал я поклон, Элеман,
Будь здоров, почтенный мой сват,
Будь здоров и счастлив стократ!"
Добрые отцы обнялись,
Поженить детей поклялись.
Горе и мученье прошли,
Люди утешенье нашли!..
Говорят, что был шум большой.
Пир богатый был, говорят.
По кочевью рука с рукой
Проходили со сватом сват.
Словно зерна пшеницы в муке,
Вместе слились они, говорят,
Словно волосы в женской косе.
Перевились они, говорят.
Говорят, под свадебный кров
Женихи вошли, встали в круг,
Девять прибыло женихов,
Не приехал только Тоштюк.
Говорят, что бай дочерей          
По обычаю проводил,
На арабских серых коней
Их почтительно посадил.
С золотых свисали попон
Кисти красные до земли,
Бубенцов серебряных звон
Раздавался в степной дали,
Песни дружно слетали с губ
И звенели средь синевы.
И подолы узорных шуб
Волочились поверх травы.

А красавица Кенджеке
Не пришла на той, говорят,
А избранница Кенджеке
Сказалась больной, говорят.
Ах зачем, зачем, ах зачем
От людей ушла Кендежеке?
Ах зачем, зачем, ах зачем
Радость — всем, а она в тоске?
Как озерный сазан, бела
Рыбка белая Кенджеке,
Как ягненок малый, мила
Эта смелая  Кенджеке.
Попугая перьям под стать
Вьются волосы по плечам,
И ума ей—не занимать,
Не учиться добрым делам!
Знает все, что будет она,
Это светлое существо...
Почему же сидит одна,
Не приходит на торжество?
Иль Тоштюк показался груб:
Не приехал свататься к ней,
Не примерил дареных шуб,
Не повел дареных коней?
Или хочет судьбу испытать
И не думать о Тоштюке?..
Пир окончен. Отец и мать
Уговаривают Кенджеке.
Сестры к ней, невестки пришли,
Тетки и соседки пришли,
Говорят ей: "Ехать пора.
Вот — платок вам, и шуба — вот!"
Но упрямая Кенджеке
Не идет, не встает с ковра,
Шубы свадебной не берет.
Старики, родные пришли,
Аксакалы седые пришли,
Говорят: "Вставай, Кенджеке,
Добрый путь тебе налегке!"
Но она и тут не встает,
Дорогих даров не берет.

Заупрямилась Кенджеке,
Зарумянилась Кенджеке,
А потом, побелев, как снег,
Оглядела сердито всех,
И заплакала в злой тоске
Непокорная Кенджеке.
Так печально кричала она,
Тяжело так стонала она,
Что с лица Сарыбай спал,
Задрожал старик, зарыдал,
Голову покорно склонив,
Умолять Кенджеке он стал:
"Золотой жеребенок мой,
Молодой соловьенок мой,
Ты не плачь, Кенджеке, не плачь,
Береженый ребенок мой!
Твои слезы—родным укор,
Твои слезы — родным позор,
Стань веселою, Кенджеке,
Как была ты до этих пор.
Ты не плачь, отца не томи,
Все, что хочешь, с собой возьми.
Если мало тебе скота,—
Ты меня самого возьми!
Самый лучший, отборный скот
В новый край за тобой пойдет,
Треть богатства тебе отдам,
Только мне не чини забот.
Не срами нас перед людьми,
Нас напрасно не обижай—
Тоштюка в женихи возьми,
Вместе с сестрами поезжай!
Чтоб посмешищем нам не стать,
Обещанья назад не взять, —
Поезжай, моя Кенджеке,
Пожалей и отца и мать!
Ты разбросанное собирай,
Ты разорванное скрепляй.
Чтобы радовался тебе
Наш родимый киргизский край".

Отвечала отцу она:
"Что ж, пойду, коль идти должна!
Если просишь пойти—пойду,
Если счастье в пути — пойду,
Я твоих послушаюсь слов,
И пойду — на свою беду!
Может, счастие — в ней, в, беде,
В богатырской моей беде?..
Эр-Тоштюк—большой богатырь,
Нет такого, как он, нигде.
Если просишь—к нему пойду,
Отведу от него беду!
Трудный путь лежит перед ним
К поднебесным горам снеговым,
К непроглядным просторам земным
Да к подземным обрывам крутым,
Трудно будет ему. А мне?..
Мне труднее, его жене!
Эр-Тоштюк такой человек,
Человек непростой, отец:
Не смирится со злом вовек,
За добро примет бой, отец.
У него будет много врагов,
Сердце будет в крови, отец...
Нелегко, когда муж таков,
Тяжело от любви, отец!
Если просишь, отец,— пойду,
И на радость, и на беду.
Ладно! Стану любимой его,
Тенью неуловимой его,
Стану я подмогой его,
Домом и дорогой его,
Хлебом стану его и водой,
Другом стану его и женой.
Но войду я в тот дом, отец,
При условьи одном, отец:
Ты в приданое дочке своей

Не давай табуны коней,
Не давай отары овец,
Дай ей то, что попросит, отец!
Пять вещей я прошу у тебя,
Пять вещей подари, любя:
Чалкуйрука-коня,— это раз,
(Пригодится он в трудный час!),
Чайинги непробойную,— два,
(С нею в битве цела голова),
Три,—чудесный напильник стальной,
(С ним не страшен недруг любой),
А четыре,— верблюдица та,
Чья приметна кругом пестрота,
Пять,— чудесная битка, она
В трудном деле мне будет нужна.
Пять вещей подари, не жалей
Для любимицы младшей своей!"
Так просила отца Кенджеке,
Так молила отца Кенджеке,
Трудно было бедняжке просить,
Но без помощи — как же ей быть?..
Кенджеке-то, выходит, крепка,
Подходящая для Тоштюка.
Если надо — сожмется в кулак
Ее маленькая рука!
Сарыбай и сопел, и бледнел:
Чалкуйрука давать не хотел,
Как ребенка, любил он коня,
Как ребенка, его он жалел.
Чалкуйрук был особенный конь,
Подходящим он был для погонь,
В небесах он, как птица парил,
По-людскому с людьми говорил,
В деле был он разумней людей,—
Вот какой был он, конь из коней!
Сарыбай Кенджеке любил,
Чалкуйрука он тоже ценил.
"Нет" сказать Кенджеке не хотел,
"Да" сказать — не хватало сил.

Сарыбай, как буран сопит, —
Кенджеке, как былинка, дрожит,
Оба мучаются они,
Время тянется, не бежит...
Это вынести мать не смогла:
Чалкуйрука она привела,
Чайинги она принесла,
И напильник, и битку дала.
А верблюдица, Кенджеке
Пожалевши, сама пришла.
Эй, красавица Кенджеке,
Эй, упрямица Кенджеке,
Добрый путь тебе к Тоштюку
Эй, избранница Кенджеке!
Элеман, э-гей, Элеман,
Осторожней в дороге будь.
Про совет, что старухой дан,
В суматохе не позабудь!
Эр-Тоштюк, э-гей, Эр-Тоштюк,
Слышишь ли барабана стук?
Знаешь ли, что есть у тебя
Твой заступник и верный друг?..
Бьет из бычьих кож барабан,
Без помех идет караван.
Девять женихов и невест
В свой аил везет Элеман,
Девять раскрасавиц невест,
А десятую — Кенджеке...
Много миновал трудных мест,
Не застрял в степи и в песке,
Горы поднимались пред ним,
Он взбирался на перевал,
По верховьям шел снеговым,
Много гор и рек миновал.
Бьет из бычьих кож барабан,
Без помех идет караван.

СКАЗ СЕДЬМОЙ

Остановка каравана на берегу Ак-Булака. Встреча Кенджеке а Айсалкын. Проклятье Айсалкын. Пестрая  верблюдица проваливается в болото. Кенджеке хочет уезжать, а Элеман не слушается ее.

Бил из бычьих кож барабан,
Без помехи шел караван.
Интересным был караван,
Что повел в поход Элеман:
Десять в нем невест, женихов,
Табуны кобыл, жеребцов,
А добра? Добра без числа
Пестрая верблюдица несла.
Лучше всех коней — Чалкуйрук,
Лучше всех невест—Кенджеке!.
Едут они, едут... И вдруг
Зажурчал ручей вдалеке.
Элеман услышал ручей:
"Отдохнуть бы надо коням..."
Кенджеке в ответ: "Поскорей
Отправляться надо бы нам!"
А кругом пустынно, темно,
Словно в этом месте давно
Ни сороки кричащей нет,
Ни вороны летящей нет.
Где не каркает ворон, тут
Люди добрые не живут,
Только в травах журчит ручей,
Только травы буйно растут...
А беспечный бай Элеман
Тут поставил свой караван.
Отдыхал он, а скот гулял,
Отдыхал, жирок набавлял.
Жадный бай жеребенка ел,
Жир жевал, веселел, полнел.
Так прошло семь ночей и дней,
И закат в горах заалел.
А когда закат вдалеке
Догорел на зубцах вершин,
Появилась пред Кенджеке
Пери горная Айсалкын.
Аи кудесница Айсалкын,
Аи чудесница Айсалкын,
Появилась откуда ты,
Горя вестница Айсалкын?
Не со злом ты сюда пришла,
А с добром ты сюда пришла .
Появившись из-за холма,
Поздравленье ты принесла.
Две красавицы в час ночной
Прогулялись одной тропой.
Как же сладить волчицам двум,
Коль в берлоге они одной?
Та — луна, и эта — луна.
Та — жена, и эта — жена.
И одна нужна Тоштюку,
И другая ему нужна.
Как же тут им не ревновать?
Как же ревность не показать?
Как же тут на одной тропе
Двум красавицам устоять?..
Шею тонкую  наклонив.
Словно белый гусь на реке,
Айсалкын, огорченье скрыв,
Обращается к Кенджеке:
"Под тобою конь Чалкуйрук,—
Поздравляю с этим тебя!
Ждет тебя богатырь Тоштюк,—
Поздравляю с этим тебя!
Чайинги на твоих плечах, —
Поздравляю, счастливый путь1
Эр-Тоштюк уж в твоих руках,—
Поздравляю, счастливой будь!.."
Запылав словно горный мак,
Кенджеке отвечала так:
"Ты семь гор обошла пешком
И меня повстречать пришла?
Ты семь дней пожила с Тоштюком,
И меня поздравлять пришла?
Как кукушка, в гнезде чужом
Сына бросивши своего,
В эту ночь на пути моем.
Оказалась ты для чего?..
Подо мною конь Чалкуйрук —
Мне отец дал, а я взяла.
Разве он — из твоих рук,
Разве я твое забрала?
На моих плечах Чайинги —
Мать дала мне, и я взяла.
Разве с нею страшны враги?
Разве я твое забрала?
Да, мой муж — богатырь Тоштюк,
Замуж я за него пошла.
Разве он тебе — муж и друг,
Разве я твое забрала?
Это ты мое забрала,
Это ты нечестной была:
Дорогого мне Тоштюка
Обманув, от него ушла.
Коль знаком тебе Ак-Терек,
Коль была у истока рек,—
Что ж не вышла за Тоштюка,
Что ж не стала женой навек?..
Ты помехой в пути — не стой,—
Захочу—тебя обойду!
Ты не стой на пути бедой,—

Захочу — отведу беду!
Нет отважней в борьбе Тоштюка,
Не отдам я тебе Тоштюка!
Ты иди, свое место ищи,
А со мною — речь коротка:
Эр-Тоштюк Кенджеке любим,
Он не будет мужем твоим,
Из моих не возьмешь его рук,
Будет мужем моим Тоштюк!
Нет, не мне покинутой стать
И озера слез проливать,
Несчастливицей не меня,
А тебя будут люди звать!
Раньше с места сойти горам,
Раньше двинется вспять река,
Чем тебе Тоштюка отдам,
Чем отдам тебе Тоштюка!.."
Побледнела пери, как снег —
Ветер горный рванулся в бег.
Потемнела пери, как тьма —
Загремели в горах грома.
Кайберенами рождена,
Чудом горным была она.
Родинка на ее губе
Колдовская  черным-черна.
На ее языке — печать,
Слово каждое, как приказ.
Боли ей случится проклясть —
Не минует проклятье вас.
Как же вынести чуду гор
Боль такую, такой позор?
Перепелкою полевой
Задрожала душа ее,
Красным углем, серой золой.
Дымом стала душа ее.
Как смородина налились
Черным соком горя глаза,
Слезы горькие полились.
Каждая, как река — слеза.

Убежать бы, да силы нет,
Умереть бы, да смерти нет...
Подошла она к Кенджеке.
Так промолвила ей в ответ:
"В этом мире не будет мой
Эр-Тоштюк Элеманов сын.
Мир неверный, полный бедой —
Для тебя, не для Айсалкын.
Нынче видишь, а завтра — нет, -
Вот какой этот бренный мир.
Нынче любишь, а завтра — нет,-
Вот какой ваш презренный мир!
В этом мире — твой богатырь,
Твой в печали земных оков...
В том же мире,— мой богатырь,
В радости на веки веков!
Не со злом я к тебе пришла,
А с добром я к тебе пришла,—
Оскорбила ты Айсалкын,
Рану в сердце ей нанесла.
"Поздравляю!" — сказала я,
Ты же мне отвечаешь злом.
А когда проклинала я —
Жгло проклятье мое огнем!
Без огня ты меня зажгла,
Ты сварила   и без котла:
Поздравленье не приняла,
Оскорбленье произнесла,
Принимай же проклятье гор,
Черной силы их приговор:
Обратится пусть вспять река,
Горы рухнут пусть пред тобой —
Ждать семь лет тебе Тоштюка,
Быть семь лет ему под землей!
А тебе за Кашгаром жить,
И без мужа семь лет тужить,
Не женой тебе, не вдовой,
Не живой и не мертвой быть1

Косы свяжешь — не расплетешь,
В одиночестве отцветешь,
Под горою без Тоштюка
Голову до земли пригнешь!..
Без огня ты меня зажгла,
Ты сварила   и без котла,
Стань за это сама костром
И сгори на ветру дотла!"
Эти вымолвила слова
И пропала пери из глаз,
Только дрогнула чуть трава
Да звезда вдалеке зажглась.
Ой чудесница Айсалкын,
Горя вестница Айсалкын,
На несчастье родилась ты,
Тут зачем появилась ты?
В радости сладка, Айсалкын,
В ярости жестка, Айсалкын,
Ты зачем пришла и ушла?
Чье ты счастье с собой взяла?.,
Кенджеке, огнем запылав,
Но огонь загасив рукой,
К Элеману бежит стремглав
И ему говорит с мольбой:
"Черное сновиденье!..  Отец!
Горное наважденье!.. Отец,
Нам немедленно надо в путь,
Тут — одно решенье, отец!
Мне приснилось — степь без овец,
Ров без дна и цепь без колец,
Без узды скакун Чалкуйрук,
Без джагоо* сокол Тоштюк!..
Это — бед свершенье, отец,
Грозной силы мщенье, отец!..
Не теряй мгновенья, отец,
В путь — без промедленья, отец!
• Джагоо — недоуздок для ловчего сокола.

Испугался тут Элеман,
Погрузил скорей караван
И погнал свои табуны
В глубину нагорной страны.
В беспокойстве девять невест,
Женихи — как девять мечей.
На земле много темных мест,
Это место — всего темней.
На земле немало коней,
Лучше всех коней Чалкуйрук,
Много славных богатырей,
Лучше всех богатырь Тоштюк!
А верблюдиц всех лучше та,
Чья вдали видна пестрота,
Всю поклажу она несет
И несчастье она принесет.
Лучше всех невест Кенджеке,
Счастье — в смуглой ее руке.
Едут, едут... И на пути
Вдруг трясина — не обойти!
Нет пути ни вперед, ни назад,
Выпь кричит, камыши шумят.
Дальний путь — через бурелом,
Ближний путь — идти напролом,
Элеман  напролом полез...
Тут поднялся рев до небес —
Оступилась верблюдица тут,
Провалилась верблюдица тут,
В черной тине по горло лежит
И ревет она и хрипит.
И в трясине завязло с ней
Все имущество дочерей.
Закричали невесты тут,
Из болота кладь волокут,
Зашумели тут женихи,
Разгружают тюки, несут.
Сорок восемь дней и ночей
Выгружали они добро,
С каждым днем нагружать трудней,
Очень уж завязло хитро!

И красавица Кенджеке
Плачем горестным залилась.
Как вода бежит в ручейке,
Так бежали слезы из глаз,
Потрясал небосклон крутой
Плач печальный ее такой:
"Ой, верблюдица, почему
Ты попала в трясину тут?..
Ой, беда Тоштюку моему!
Ой, несчастья к нему идут!..
Ой, расстанусь, наверно, с ним,
С храбрецом душе дорогим...
Ой верблюдица, поднимись,
Подчинись ты словам моим!
Тут вороны летящей нет,
Тут сороки кричащей нет,
Тут не каркает ворон, тут
Люди добрые не живут,
Только мне, видно, тут пропасть,
Видно, кос мне не расплетать,
Не исполнив желаний своих,
В землю черную мне попасть!
Ой, трясина — передо мной,
И сама я в трясине той.
Руки связаны у меня,
Я бессильна перед бедой!"
Так прошло пятьдесят дней,
Выволокли верблюдицу так,
Вытащили поклажу с ней...
А над миром сгустился мрак!
Кенджеке говорит:  "Скорей,
Не теряя мгновенья — в путь!"
Бай считал себя всех умней,
Пожелал опять отдохнуть!
Безнадежным он был глупцом,
Беспросветным он был скупцом,
В дикой жадности он своей
Только скот жалел — не людей!

Он верблюдов гулять пустил,
Стал пасти коней и кобыл,
Жеребенка зарезал он,
Жирный он бешбармак сварил,-
Задержал опять караван
Неразумный бай Элеман.
А по небу тучи плывут,
Вновь плывут... Что они несут?

СКАЗ ВОСЬМОЙ

Появление на воде волшебного легкого. Легкое превращается в семиголовую  ведьму  Джелмогуз-Кемпир. Ведьма требует напильник, в котором заключена душа Тоштюка.

А в то время ведьма, она
Рыскала поверх облаков.
Голова у ней не одна —
Семь у этой ведьмы голов,
И страшна Кемпир-Джелмогуз,
И сильна Кемпир-Джелмогуз!
Элеман хватает укрук,
Острый вынимает тесак*.
"Коль находка встретилась вдруг •
Не пройдет она мимо рук,
Накормлю я легким собак!"
В легкое он ткнул укруком,
А оно вздувается вновь!
Он его проткнул укруком —
Стала речка красной, как кровь,
А оно качается вновь,
Отплывает, словно зовет,
В камышах скрываясь, плывет !
Раззадорился жадный бай,
Раздвигает камыш, идет...
И зашел он в пустынный сай,
Где ни птица, ни зверь не живет.
Легкое плывет по воде,
Легкое растет на воде.
Падкий на добычу старик
Не видал такого нигде.
Руку в воду он опустил,
Редкую  находку  схватил.
Ах, несчастный бай Элеман,
Что узнал он, что пережил!
К Элеману в руки попав,
Легкое в мгновенье одно
Обвилось вокруг, как удав,
Обернулось ведьмой оно.
Вот она, Кемпир-Джелмогуз,
Ой страшна Кемпир-Джелмогуз!
Ничего нет в мире страшней,
Семь голов на теле у ней!..
Зашипела ведьма змеей,
За ворот Элемана схватив,
И ударив в живот ногой,
И на землю его свалив,
На плечи взгромоздилась она,
* Тесак — топор.

В Элемана вцепилась она,
Подняла его вверх рывком,
Поскакала на нем верхом.
Черным смерчем вьется песок,
Над землей слышен дикий скок.
Кто там скачет наискосок?
Что за конь и что за седок?
То не конь,  а бай Элеман,
Тот седок — Джелмогуз-Кемпир.
Над горами висит туман,
Непрогляден  и  странен  мир...
Ты куда, куда, Элеман?
Ты куда, Джелмогуз-Кемпир?..
Джелмогуз сильна и страшна,
Мучает старика она:
Дернула  старика за ус,
Оторвала ус Джелмогуз,
Бороду ему на скаку
Вырывала по волоску.
Ребра   Элемана   трещат,
А глаза, как угли горят,
Из его ушей и ноздрей
Кровь стекает сажи черней.
Скачет он  вперед впопыхах
С грозным седоком на плечах,
Скачет он вприпрыжку, влеком
Все вперед своим седоком.
Слышен над землей дикий скок,
Черным смерчем вьется песок...
Элеман, кого ты несешь?
Как теперь от смерти уйдешь?..
Джелмогуз на шее сидит,
Элеману в ухо шипит:
"Полумертвый бай Элеман,
Коль остаться хочешь живым,—
Что мне надо — дай Элеман,
Поступись  богатством  своим.
Дай мне то, что я попрошу,

Дай мне то, что я захочу,
А не то я нос откушу
И тебя живьем проглочу!
Джелмогуз-Кемпир — я сама,
Всех людей свожу я с ума,
Самый быстрый ветер степей
Не догонит рыси  моей,—
На ступе я медной скачу,
Я пестом чугунным стучу,
Семь голов — на теле моем,
И с зубастым  каждая ртом.
На ступе я медной скачу ,
Я пестом чугунным  стучу,
Я тебя, Элеман, обучу:
Захочу — тебя проглочу!
Полумертвый бай Элеман, 
Коль остаться  хочешь живым,—
Что мне надо — дай,   Элеман,
Поступись дорогим своим:
Самое дорогое прошу,
Самое дорогое хочу!
А не дашь — тебя задушу
И задушенным проглочу!.."
Элеман истошно  кричал,
Криком камни он разбивал,
Оставляли силы его,
Визг его комариным стал;
Все богатство свое, весь скот
Ведьме Элеман предлагал:
"Дорогая моя байбиче*,
У меня есть прекрасный скот...
Золотая моя байбиче,
Скот прекрасный каждый возьмет!
Я   коней тебе красных дам,
Кобылиц я атласных дам,
* Байбиче — здесь:  уважительное обращение к  женщине.

Я  коров,  верблюдиц,  овец
Разномастных, прекрасных дам,—
Все возьми и прости, байбиче,
И меня отпусти, байбиче!"
Нет,— сказала ему Джелмогуз,—
Мало ты,  Элеман, даешь!"
Горло сжала ему Джелмогуз:
"Будет скот моим, как умрешь!"
Захрипел Элеман, зарыдал,
Еле слышно так простонал:
"Байбиче, отплачу другим:
Скот не  хочешь — жену возьми!
Есть жена у меня, Кулайим,
Уважаемая людьми.
Маленькими повстречались мы,
Больше не разлучались мы,
В юности полюбились мы,
Б трудности подружились мы.
Кулайим — свет моих очей,
Мать моих десяти сыновей,
Кулайим возьми и прости,
И меня, байбиче, отпусти!"
"Нет,— сказала ему Джелмогуз,—
Мало ты, Элеман, даешь!"
Горло сжала ему Джелмогуз:
"Кулайим возьму, как умрешь!"
Элеман, как комар, запищал,
Словно муха, бессильным стал,
Кровь из носа — черной струей,
А из легких — зеленый гной!
"Байбиче,— шептал,— пожалей,
Ладно, девять возьми сыновей!"
"Нет,— сказала ему Джелмогуз,—
Снова мало ты мне даешь!"
Горло сжала ему Джелмогуз:
"Сыновей возьму, как умрешь!"

Полумертвый бай Элеман
Пожелтел, как сухой саман,
Кровь его прилила к ногам,
"Что ж,— сказал,— Тоштюка отдам!
Лучший из сыновей — Тоштюк,
Слава богатырей — Тоштюк,
Нет на свете храбрей его,
Всех сильней и умней Тоштюк.
Ой как трудно расстаться с ним,
Но еще труднее — с душой...
Если будет Тоштюк твоим,
Ты отпустишь меня домой?"
Ведьма, эту услышав речь,
С элемановых слезла плеч,
Перед старцем дрожащим встав,
Семь голов к небесам подняв,
Зашумела она дождем,
Загремела она, как гром:
"Если дашь Тоштюка,— прощу
Я тебя, неживой какбаш.
Если дашь Тоштюка,— отпущу
Тебя сразу домой, какбаш!..
Не не просто тебе его дать,—
Раньше надо суметь взять:
У снохи твоей Кенджеке
Золоченый сундук есть,
В драгоценном том сундуке
Дорогого добра не счесть,
А на дне того сундука
Напильник стальной лежит.
В нем сокрыта душа Тоштюка,
Кенджеке эту душу хранит.
Правдой или неправдой, друг,
Тем напильником овладей,
И тогда богатырь Тоштюк
Подчинится власти моей.
Ты напильник в очаг воткни
И спокойно домой езжай!..
А сейчас руку мне протяни,
Слово выполнить клятву дай!"

Ведьме руку дал Элеман,
Слово клятвы сказал Элеман,
Сына младшего Тоштюка
Темным силам продал Элеман.
На становище он приполз,
Проливая потоки слез,
И не мертвый, и не живой,
"Я  больной,— говорит, — больной...
Я умру,— говорит,— в тоске,
Пожалей меня, Кенджеке!
Кенджеке, соловьенок мой,
Золотой жеребенок мой,
Пожалей больного отца,
Драгоценный ребенок мой!
Ты добра, Кенджеке, и ловка,
Ты на слово и дело крепка,
У тебя есть напильник стальной
В нем—душа моего Тоштюка.
Перед смертью я весь трясусь:
Потерять Тоштюка боюсь...
Дай напильник мне дорогой,
Сохранить я его берусь!
Дай напильник!.. Быть может, с ним
Станет вновь твой отец живым,
А не то — здесь в степи пустой
Он останется недвижим!
Протяни, Кенджеке, ладонь,
Потуши ты во мне огонь!"
Так бесстыжий бай говорил,
Так для ведьмы сына просил,
Уговаривал Кенджеке
И на горе уговорил!
Кто же думал и кто гадал,
Чтобы сына отец продал,
Чтобы старый бай Элеман
Мерзкой ведьмы прихвостнем стал?
Кенджеке-то была мудра,

Не совсем не была хитра,
Не встречалась она со злом,
Всем желала она добра.
Хоть мудра была, хоть крепка —
Пожалела она старика:
Вытащила напильник стальной
Из заветного сундука.
"На,— сказала,— храни, отец,
Боль-печаль отгони, отец,
Бог продлит твои дни, отец,
Будь здоров для родни, отец!"
Так была в любви хб'роша
Кенджеке   простая душа.
Что поделать!  Грешит зло,
Л добро живет не греша.
Элеман, обманув Кенджеке
И зажав напильник в руке,
Охал только перед людьми,
Сам посмеивался в уголке.
И когда никто не видал,
И когда никто не слыхал,
Он напильник воткнул в очаг
Дело сделал — веселым стал!
Кенджеке между тем  скорей
Собрала людей и коней,
Элемана кошмой закрыв,
На верблюда его погрузив,
В путь поехала, в дальний путь,
К новой жизни, к судьбе своей.
Добрый путь тебе, Кенджеке,
Средь превратностей и чудес!..
Вот уж видится вдалеке
В синем небе гора Кебез.

СКАЗ ДЕВЯТЫЙ

Свадьба Эр-Тоштюка а Кенджеке. Элеман говорит, что забыл на стоянке напильник, и Тоштюк собирается ехать за ним. Прощальное  слово Кенджеке.

Говорят, запалил Тоштюк
На пригорках десять костров.
Говорят,  небосклона круг
Стал от пламени их багров.
И когда пришел караван,
Спины вьючных верблюдов сбив,'
Званный пир был народу дан,
Свадьбу справил бай Элеман,
Нареченных соединив.
Кипчаки до сих пор — говорят,
Что шумел простор — говорят,
Что горел костер — говорят,
Что был весел взор —- говорят!
И прекрасная Кенджеке,
И прославленный Эр-Тоштюк
Естали рядом, рука к руке,
Муж с женою, с подругой друг.
Словно две звезды в небесах,
Вместе слились они, говорят,
Словно две травинки в степях,
Перевились они, говорят.
Как пшеничные зерна в муке,
Их желанья смешались, слились,
Словно волосы в черной косе,
Их мечтанья переплелись.
Семидневной свадьба была,
Очень свадьба была весела!
Этой свадьбы котел большой
С Алакуль был величиной,
Мяса было на свадьбе той
С  Алa-Too величиной,
Сколько съели верблюдиц, птиц,
Жеребят, ягнят, кобылиц—•
Тем, кому их пришлось  поесть,
Даже тем, было трудно счесть!
Семидневной  свадьба  была,
Семидневное счастье прошло,
Дня  восьмого заря  взошла,
Дня восьмого солнце пришло.
Счастье это для молодых
Зачтено за семьдесят лет!..
Элеман  собирает   их,
Начинает держать совет.
"Напильник я потерял
На стоянке..."—он говорит.
Видно, бог его покарал —
Зло какое старик творит!
"Я не мертвый и не живой,
Мои дети...— он говорит,—
Потерял  напильник стальной,
Мои дети!— он говорит,—
Напильник  я  потерял —•
И глазам моим не смотреть!
Напильник я потерял —
И стоит за  спиною смерть!
Ах, я белый кумыс пил —
Горе черное выпил с ним!
Ах, напильник я обронил —
Стал я немощным и больным!..
Кто поедет к стоянке той,
Привезет напильник стальной?"
Отвечает Тоштюк отцу:
"Дело трудное—храбрецу!
Коль труда и преграды нет,

В богатырстве отрады нет.
Я поеду к стоянке степной,
Привезу напильник стальной.
Что ж тебе горевать, отец,
Если правда — твой сын храбрец".
Элеману бы тут понять,
Что нельзя Тоштюка посылать,
Всем народом бы против тьмы,
Против нечисти черной встать!
Но, трусливый, он жил, греша:
Стала мошкой его душа,
Помнит он про ведьмин наказ
И молчит, не поднимет глаз.
А душа  Тоштюка  широка,
И звучат слова Тоштюка:
"Враг мне встретится — с ним сражусь.
Смерть мне встретится — с ней сражусь,
Отберу напильник стальной,
Без напильника не вернусь!
Слышал я: напильник простой
Обладает силой живой...
Если в нем — душа Тоштюка,
В бой пойду за своей душой!
Если встретится великан —
Великана в бою сомну,
Раздвою мечом его стан,
Меч в крови врага обмакну!
До тех пор, пока над рекой
Расцветет курай золотой,
Я закончу кровавый бой
И с победой вернусь домой.
Если ж враг победит в бою
И погибну я под врагом —
Пусть никто в родимом краю
Не помянет меня добром!
Не болей, не горюй, отец!

Если правда: твой сын — храбрец,
Он здоровье тебе вернет,
Сам на смерть за тебя пойдет".
Вот какой он был, Эр-Тоштюк!
Недруг злу и добру — друг,
Все дороги мог исходить,
Все он горы мог раздробить.
Кинь в огонь — не сгорит в огне,
В воду кинь — не потонет в ней!
Вырос он в степной стороне
Всех батыров земли сильней.
Если бросишь в него копьем —
Тоштюка копье не пробьет.
Если хватишь его мечом —
Сломан меч, а Тоштюк живет.
Так бесстрашен и смел он был,
Что без смерти он жизнь не любил,.
Рвался в битве сразиться с ней,
Оказаться ее сильней.
Все богатство земли родной
Жило в сердце богатыря,
Несказанною красотой,
Негасимым огнем горя.
Брови высоки — Эр-Тоштюк,
Плечи широки — Эр-Тоштюк,
Точен взмах руки — Эр-Тоштюк,
Тверды позвонки — Эр-Тоштюк,
Пристальны зрачки — Эр-Тоштюк,
Прочь бегут враги — Эр-Тоштюк!
Тоштюка достоинств не счесть,
А превыше их всех одно:
Радость, если преграда есть,
Если силе отрада есть,
Если дело есть по плечу,
Если есть работа мечу.
Видел радость Тоштюк в борьбе,
Тем он славу добыл себе!

Он наряд боевой надел,
Он заметно повеселел,
Улыбнулся, расправил грудь
И собрался в опасный путь.
Тут заплакал бай Элеман,
Снова желтым стал, как саман,
С горя впали его виски,
Ребра треснули от тоски.
И стоявший вокруг народ
Тоже горькие слезы льет:
Бедный, мол, богатырь Тоштюк,
Щит народа, народа друг,
Ай, куда он, куда идет?
Вдруг в пути своем пропадет?
Станет враг на нас нападать,
Так кому народ защищать?
Станет бай народ обижать,
Так кому за народ стоять?..
Тоштюку бы не уходить,
Тоштюку бы тут ханом быть?
За могучим его плечом,
За летучим его мечом
Хорошо бы нам стало жить!
Не пускал Тоштюка народ,
В трудный путь, в опасный поход,
"Тот напильник — он говорил,—
У чудовищ, у темных сил.
Той дорогой возврата нет,
Не ходи, не пытай судьбу!
Богатырь наш, несчастья след
На твоем обозначен лбу.
Темным силам наперекор
Ты живи, как жил до сих пор.
Разве может напильник простой
Человеческой быть душой?..
Этот вымысел позабудь,
Не пускайся в напрасный путь,
Оставайся с нами, Тоштюк,
Наша честь и знамя, Тоштюк!"

Но коль вылетела стрела,
Кто задержит ее полет?
Но коль трудные ждут дела,
Разве сильный в путь не пойдет?
Тигра в гневе злей Эр-Тоштюк,
Твердых скал прочней Эр-Тоштюк,
Тайных тайн умней Эр-Тоштюк,
Темных сил темней Эр-Тоштюк,
Никому не уступит он,
Ни пред чем не отступит он.
Если хочешь счастье найти,
Будь всегда в движенье, в пути,
Счастье не вместится в руке,
Впереди оно, вдалеке!..
Знала это и Кенджеке.
Посреди сорока девиц
Интересней всех Кенджеке,
И видней сорока молодиц,
И чудесней всех Кенджеке.
Бело-розовое лицо,
Словно облако на горе,
Бело-розовое лицо,
Словно облако на заре;
Щеки, словно малины сок,
От волненья они горят;
Слезы льются, как ручеек,
Капли слез на щеках блестят;
Платья синего вьется шелк,
Две косы за спиной висят.
Словно серна в горах чутка,
Как орлица в горах зорка,
Молчаливо она подошла,
Встала около Тоштюка,
Мужу, едущему в поход,
Отдала поясной поклон...
Пожалел молодых народ,
Плач раздался со всех сторон.
Ой, как жалко всем молодых:

Только встретились, обнялись,
И настигло несчастье их,
И дороги их разошлись!
Дело трудное — полюбить,
Дело трудное — порознь жить!
И недобрый тут человек
Слез своих не мог не пролить...
А красавица Кенджеке
Принесла курджун расписной,
Обращается Кенджеке
К Эр-Тоштюку с речью такой:
"В край, откуда возврата нет,
Богатырь, уезжаешь ты.
В мрачном мире, где солнца нет.
Первый свой человечий след,
Богатырь мой, оставишь ты.
Где ни птица, ни зверь не живет
Проживешь ты, мой богатырь.
Поднебесье, где белый лед,
Подземелье, где тьма растет,—
Обойдешь ты, мой богатырь.
Пропасть черная ждет тебя,
Упадешь — назад не придешь;
Сеть   узорная ждет тебя,
Попадешь — ее не порвешь!
Ты куда б, куда ни ушел,
Ты когда б, когда ни пришел,—
На твоем мне пути стоять,
Под дождями не намокать.
Под ветрами не высыхать,
Мне любимого мужа ждать!
От своей снеговой горы,
От полдневной своей жары,
От степей, где маки красны,
От лугов, что так зелены,
От родной воды в руднике,

От своей жены Кенджеке,
От своей молодой жены,—
Принимай, богатырь, дары!
Первый дар: Чайинги—броня,
Будешь  жив — припомнишь меня!
Дар второй: скакун Чалкуйрук,
С ним—припомнишь меня, Тоштюк!
Третий дар: золотой биток,
От него тебе будет прок,
Он в пустыне станет ручьем,
Он в потоке станет мостом,
Он в сраженье станет копьем,
Станет он дождем средь огня...
Он напомнит тебе меня!
Дар четвертый мой: кюлазык!
Будет жажда — смочит язык,
Будет голод — чуть пожуешь
И насытишься, оживешь!
Пятый дар: попона. Она
Из особого волокна,
Вышита каймой непростой —
С приворотной кайма травой!
А шестой и последний дар:
Меч  сверкающий, как пожар.
Знаменитое чудо он,
Разрубает верблюда он,
Золотая на нем рукоять,
Острие—алмазу под стать,
Выплавляла его для боев
Ровно тысяча мастеров,
Имя носит он "Нар-Кескен".
Этот друг не знает измен,
Этот верный спутник немой
Днем и ночью будет с тобой,
Он заслужит дружбу твою,
Он послужит тебе в бою!
Не гнушаясь, из женских рук
Принимай подарки, Тоштюк!
Будет меч тебе по руке—
Будешь помнить ты Кенджеке".

Эр-Тоштюк Чайинги надел,
На коня Чалкуйрука сел
И отдав Кенджеке поклон,
Все дары ее принял он.
Дело трудное. Путь далек.
Облаками закрыт восток...
В сторону отошла Кенджеке,
Голову подняла Кенджеке,
Чуть покачивалась она,
Словно музыка ей слышна.
Горьких слез ей своих не жаль,
Мужу — даль, а жене — печаль!
Не кричала эта жена,
Не рыдала эта жена,
Мужу в трудных его делах
Не мешала эта жена,
Как трава в росе, вся в слезах
Так сказала эта жена:
"Богатырь, уезжаешь ты,
А вернешься ты или нет,—
Поднебесных громад хребты
Сохранят богатырский след,
Материнская плоть моя
Сохранит богатырскую кровь.
Если матерью стану я,
Не напрасна наша любовь!
Дочку выращу — всю в отца,
По любви ее замуж отдам.
Сына выращу — храбреца,
Что пойдет по твоим следам.
Для ребенка, для твоего
Станет пламенем Кенджеке,
Для ребенка для твоего
Станет знаменем Кенджеке.
Бабью голову не склоню,
В горе стану богатырем,
Я дитя твое сохраню,
Сохраню твой очаг и дом!
Только помни: в краю родном

Будем ждать мы тебя втроем —
Будет ждать Кенджеке, жена,
Что до смерти тебе верна,
Мать верблюдов, та, что пестра,
Мать коней, что в бегу быстра.
Трое будем тебя мы ждать,
На дороге твоей стоять...
Возвратишься ты или нет,—
Будем ждать мы тебя семь лет!"
Так промолвила Кенджеке,
Обняла своего Тоштюка
И прижалась губами к руке —
Ведь дорога-то далека!
Молодую жену обняв,
В обе щеки поцеловав,
В путь отправился Эр-Тоштюк.
...Отомкнулся небесный круг,
Отомкнулся подземный круг,
Закачалась земная ширь,—
В путь отправился богатырь!
Элеманом вскормленный — он,
Элеманом проданный он,
Для чудес был чудом рожден.
Он — юрта в палящих степях,
Он — пещера в снежных горах,
Он — весенний ветер в садах,
Щит и меч народа в боях.
Имя его — имя имен,
Племя его — племя племен,
Знамя его — знамя знамен,
Эр-Тоштюком он наречен!
Едет он и едет вперед,
Что в пути опасном найдет?..

СКАЗ ДЕСЯТЫЙ

Третье странствие Эр-Тоштюка. Встреча семаголовой ведьмой, Тоштюк отнимает напильник, Чалкуйрука вырастают крылья; они летят; вдьма бросается в погоню, заколдовывает небо, аскалывает землю, и Эр-Тоштюк проваливается в одземное  царство

С отчим краем, с Кебез-горой,
Снеговой—Эр-Тоштюк расстался,
Со степной кашгарской землей,
Золотой—Эр-Тоштюк расстался,
С Кенджеке, со своей женой,
Молодой — Эр-Тоштюк расстался,
С кипчакским народом своим,
Дорогим — Эр-Тоштюк расстался.
С небосводом своим родным,
Голубым — Эр-Тоштюк расстался.
По горам, по горным хребтам,
Перевалам — ехал Тоштюк,
По лугам, по горным цветам
Темно-алым — ехал Тоштюк,
По кашгарским черным камням,
По обвалам — ехал Тоштюк,
Там, где нет дороги козлам
И архарам — ехал Тоштюк;
Удивляясь новым местам
Небывалым — ехал Тоштюк.
Ехал — на плоскогорье попал.
Так была вышина велика,
Что не видно зубчатых скал,
Только небо и облака!
Так была ширина широка,
Что не видно края земли,
Только небо да облака,
Да пустынная степь вдали!..
Степь да степь. Ничего вокруг.
Есть ли враг тут и есть ли друг?
Есть ли тут хоть какой народ?..
Едет, едет Тоштюк вперед...
Сам он был огромной горой,
Крут был склон богатырских плеч.
За плечом — топор боевой,
На боку — знаменитый меч.
Твердых гор прочней Эр-Тоштюк.